События и мысли, пришедшие в голову и прошедшие мимо за время поездки в район Северного Тянь-Шаня…

Маршрут: Уфа - Бишкек - Ала-Арча - стоянка Рацека - Окрестные горы- Ала-Арча - Бишкек - Уфа

Время: 6- 30 августа 2004

Вместо вступления. Вот, собственно то, что получилось из большого отпуска этого лета, который мы провели в Киргизии. Написано очень много текста, было много времени заниматься пародией на писательское творчество, и было много желания. И вот вам результат, девять негритят, как говорится.

Текста много, есть иллюстрации из блокнота, то как я увидел и смог зарисовать. Никогда раньше не рисовал в походах, поэтому ко многим рисункам прилагаются и фотографии, чтобы было понятно, как все было на самом деле.

Фотографий пока мало, но это не значит, что их так и будет мало. Фотографий толпа и у меня, и у Андрея Безрукова, будем надеяться, что скоро они появятся здесь. А пока - в путь...

Новое время года приходит внезапно, одним скачком! Вмиг все вокруг меняется, и тому, кому пора уезжать, нельзя терять ни минуты. Снусмумрик быстро вытащил из земли колышки палатки, погасил угли в костре, на ходу взгромоздил рюкзак себе на спину и, не дожидаясь пока проснутся другие и начнут расспрашивать, зашагал по дороге. На него снизошло удивительное спокойствие, как будто он стал деревом в тихую погоду, на котором не шевелится ни один листочек. На том месте, где стояла палатка, остался квадрат пожухлой травы. Его друзья проснутся поздним утром и скажут: "Он ушел; стало быть, наступила осень".

06.08.04, пт.

 

Лихорадочное доделывание всех городских дел, рабочих, учебных. Досушивание сухарей, картошки, капусты, дозакупка оставшегося снаряжения. Безбожно опаздываю к контрольному сроку сбора у Андрея, но, видимо, все так и задумано. Раздаю направо и налево обещания тортиков, чтобы хотя бы часть дел не оставить брошенными безнадежно. Отцовские напутствия.

Прихожу к Андрею, там уже все в сборе. Большой сюрприз в виде Змея, которого я давным-давно не видел; он хоть и остается и делает радостный вид, а все равно видно, как он душой с нами.

Загружаемся в газельку, прощаемся с провожающими. Приятно проехаться по проспекту в собственной маршрутке, забитой до отказа друзьями, сказать громко что-нибудь вроде: "На фирме Мир кто-нибудь выходит?", или "Передайте за проезд, пожалуйста". Знакомые люди с другой стороны оконного стекла, на дорогах, на остановках; они остаются там, по ту сторону стекла. Кто из нас "за стеклом?", а кто вырвался оттуда? Вся городская жизнь остается вместе с ними.

Долга дорога до Оренбурга, приезжаем уже совсем ночью. На одной из остановок, уже в темной оренбужской степи, Андрей: "Как-то не так я это лето провел, первый раз звездное небо вижу". Я подумал, что хоть и выезжал куда-нибудь почти каждые выходные, а все равно как правило падал вечером в палатку и на звезды особо не смотрел.

Гуляем по ночному Оренбургу, удивляемся незнакомым деревьям. В привокзальных магазинах покупаем немного продуктов в поезд. Переупаковываем рюкзаки, каждый упаковывает подальше несколько баллонов газа. У меня кроме рюкзака еще пакет сухарей, их упаковываю вместо веревки, но так тщательно подхожу к процессу укладки, что влезает все, в том числе и сама веревка.

Неожиданно возникает проблема. На Женьку нет доверенности, а нам ехать заграницу. "Все, высадят его", - шучу я, и вдруг понимаю, что это не шутка, а реально могут высадить. К проблеме провоза газа добавляется проблема провоза Женьки, и в этих невеселых проблемах заканчивается первый день.

 

07.08.04, сб.

 

Подъезжает поезд, на перроне толпа народу, даже непонятно, как все эти люди смогут вместиться вместе в один вагон. Загружаемся в поезд, наши места, разумеется, уже заняты. Приходится требовать их освобождать. Покупка белья, первое "столкновение" с проводниками. Андрею с Женькой пока брать белье нет смысла, на границе может всякое случиться. "Как не берешь? Скоро ревизоры пойдут: и тебе плохо, и мне. Зачем это? Бери!".

Дремлю на кулаках до Соль-Илецка, вместе с границей приходит рассвет. Сначала таможня, затем пограничники. Женьку все-таки высаживают, Андрей оставляет общественное снаряжение и выходит вместе с ним. Договариваемся действовать по плану и ждать на стоянке Рацека. Отдаю ему предусмотрительно захваченный в поход сотовый. В Соль-Илецке он не работает, но в Оренбурге, который тут совсем рядом, работает замечательно.

Раскладываю постель и отрубаюсь напрочь. За окном Казахстан. Просыпаюсь в час дня, весь взмокший от жары, выходим подышать воздухом в Актюбинске. Народу в вагоне вполне по-божески, говорят, что в других вагонах сидят прямо друг на друге, думаю как-нибудь сходить в культурологическую экскурсию.

Перекусываю, есть не особо хочется. За разговорами идет день. На небе много облаков, поэтому жара вполне терпимая. По вагону каждые пол минуты что-нибудь продают: "Риба! Риба! Жирих! Пиво! Лапша готовая!". Ближе к вечеру за окном окончательно устанавливается пейзаж: бескрайнее травяное море степи от горизонта до горизонта; желтая выгоревшая трава с белыми проплешинами земли (песка? соли?). Иногда степь зеленеет, там обычно живут люди и пасут верблюдов и коров. Глинобитные прямоугольные хижины с плоскими крышами, везде разруха. По степи иногда встречаются небольшие озера без покатых берегов, похожие на непонятно кем разлитые и непонятно как невысохшие лужи. Нет ничего выше столбов вдоль железной дороги, разумеется, не электрифицированной.

Первое впечатление от начала Азии - ощущение всей хрупкости, тонкости и вообще эфемерности того налета, который мы привыкли считать цивилизацией, в рамках взгляда своей собственной культуры. Когда обманывать - плохо, а вежливо себя вести и уступать - хорошо. Когда подразумевается, что твое место - твое, а громко требовать, чтобы его освободили - вроде даже как-то неловко и невежливо. Понимаю вероятные истоки нелюбви среднерусских людей к среднеазиатам: здесь просто вполне нормально и культурно то, что у нас считается плохим и недопустимым.

К вечеру облака расходятся и заходящее солнце расцвечивает только отдельные кучевые кусочки. За окном пустынная болтанка, как ее называет Райса - небольшая по размерам полоса местности, где вместо земли - только песок, поросший колючками, весь изрытый микрорельефом: воронками и ямами, будто сюда долго и упорно стреляли из минометов. Еще напоминает расштормившееся море, сфотографированное каким-то Художником и отлитое из песка.

08.08.04, вс.

Всю ночь безостановочно ходят и продают, достали. Просыпаюсь от многоголосого шума за окном - город Туркестан. Кстати, то ли здесь, то ли в Джамбуле родился Лукьяненко. В вагон вваливается толпа пассажиров, закупавшихся на перроне всякой снедью; какой-то мужик ходит по вагонам и потрясающе играет на двуструнном инструменте.

Завтракаю в час дня оренбургской булкой с кефиром и пробую местную дыню. За окном степной пейзаж, часа в два переезжаем местную реку. Желтую, как и полагается. Белых гор пока не видно.

Подъезжаем к Чимкенту. Вдоль дороги тут и там сушатся на солнце кирпичи из глины. После обеда едим дыни, выясняется, что большие дыни еще зеленые.

Перед подъездом к Тюлькубасу начались горы, сначала гряды голых коричневатых холмов по обе стороны железки, а потом впереди замаячило что-то более серьезное, но темнело слишком быстро, чтобы рассмотреть поподробнее. В Тюлькубасе купили яблоки по 10р ведро, картошку за 10р и два лаваша, тоже за десять пара. 10р - видимо стандартная цена практически всего. Раскладываем по рюкзакам оставленные Андреем вещи.

 

09.08.04, пн.

 

Ночью опять границы, сначала казахская, потом киргизская. Киргизский пограничник взяв мой паспорт достал КПК и долго что-то в нем искал, заглядывая в паспорт.

Ранним утром на вокзале в Бишкеке нас встретил Сергей, представитель фирмы "Тянь-Шань Тревел". Разбираемся с билетами, загружаемся в микроавтобус и отъезжаем. Главный почтамт еще не работает, супермаркет тоже не работает, поколесив по пустынным по случаю раннего утра бишкекским улицам приезжаем на какой-то маленький рынок, там только колбаса. Опять едем на почтамт, звоним в Уфу родным Андрея, у них никто трубку не берет, мой сотовый тоже вне зоны досягаемости.

Едем на Ошский Базар, и он нас, как и полагается, берет в плен. Сначала орехи и курага, я докупаю недокупленное в Уфе. Несмотря на ранний час, рынок уже открыт и работает во всю. Туда-сюда снуют молодые парни, иногда даже мальчишки, толкая перед собой большие двухколесные телеги с овощами, фруктами, дынями... Везде пестрый запах пряностей. Покупаем ведро абрикосов, груши. Лепешки, арбузы, наш проводник Сергей уверенно ведет по рынку: "Только нам свежие, ладно? Чтобы не понос, сестричка, да? Чтобы не левомицетин, да? Свежий им арбуз да, хорошо?", - "Да у меня всегда свежие! Я всегда тут торгую!". Арбузы по 1р за килограмм, помидоры по 6р за кило.

Загружаемся обратно в машину, на очередном почтамте безуспешно пытаемся дозвониться в Уфу. Решаем ехать в Ала-Арчу.

На горизонте встают горы, и я не верю своим глазам; они не впереди, а где-то впереди-и-сверху, среди облаков, нависают над тобой. В Ала-Арче проезжаем через шлагбаум, здесь заповедник, и за вход надо платить. За всех получается 250 сомов, это около 180 рублей. Доезжаем до конца альплагеря, выгружаемся. Переупаковываемся, расчитываемся с фирмой, договариваемся об обратной дороге.

Воздух будто озонированный и какой-то "жидкий", другого слова не подбирается. Взяли обычный воздух и разбавили его чем-то, чего легкие не замечают - именно так почувствовалась мне его разреженность. Неприятностей, впрочем, это не доставляет, напротив, дышится очень легко. Но когда выходим вверх с неподъемными рюкзаками, сразу чувствуется разница. Голова не кружится, но при малейшей нагрузке сразу подскакивает пульс, учащается дыхание и характерно немного жжет дыхательные пути, будто пробежал с полной выкладкой 3км-дистанцию, именно там такое ощущение бывает чаще всего. Прекращается нагрузка - все быстро пропадает.

По дороге, ведущей от альплагеря вверх, проходим в лес и садимся отдыхать. Заметно, что места тут постоянно используются для пикников. Прохожу вверх по тропе с полкилометра, дохожу до того места, где дорога кончается; места здоровские, стоянки красивые, но все у дороги. Возвращаюсь, идем с рюкзаками к реке Ала-Арче и находим стоянку прямо на обрывистом берегу. Пока на костре готовятся по очереди два обеда, можно погулять до широких каменных россыпей на выходе из большого распадка выше. Обедаем, предварительно разделав очередной арбуз. После обеда ставим палатки; долетают низкие кучевые тучи и некоторое время идет дождь. Кто-то спит, кто-то гуляет, а река ревет и бушует, - на берегу ее разговаривать нормально нет возможности, надо по очереди орать друг другу в ухо. Вода бело-синяя, и песок на берегу белый.

К вечеру дождь заканчивается, облачность понимается, но остается висеть над горами, когда над долиной небо открытое, и в Бишкеке, следовательно, светит солнце. Из облаков иногда показываются окрестные пики со снежными вершинами, они где-то сверху, будто к ним надо не идти пешком, а подниматься на лифте. По дороге ходят толпами иностранцы, а вдоль дороги заросли костяники и земляники, а в лесу есть жимолость и шиповник.

 

10.08.04, вт.

 

Первым проснулся Андрей Рыбников, мы с Валькой встали около семи утра. Небо почти чистое, только со стороны гор висят небольшие клочья кучевых облаков, что предвещает ровно такую же погоду, что была в предыдущий день. Разжигаем костер: дрова сыроватые и горят плохо; достаю из рюкзака костровую подвеску - сразу все горит и пылает. Пока варится овес, идем с Валькой купаться. Вода по ощущениям не очень холодная, зимой в Сатлыке была гораздо холоднее.

Собираем все вещи, которые нужно забросить наверх, на стоянку Рацека, и часов в 10 выходим. Я взял практически все вещи, кроме палатки, спальника теплых вещей и сухарей, то есть всего того, кроме палатки, что весит минимум. Получился типичный по весу мой походный рюкзак.

Выходим на дорогу, идем через лес на аксайскую тропу. Она резко забирает по лесу вверх и скоро выходит на травяной склон. С грузом опять дышится очень часто. Тропа переваливает через гладкий гребень из Ала-Арчинского распадка в Аксайский, и дальше идет вдоль ручья Аксай, на большой высоте, постепенно забирая вверх по склону. Ала-Арча голубой лентой вьется позади, в своей долине. Навстречу проходят горячие девушки, вслед которым так и хочется присвистнуть, и не менее горячие парни, спешащие, видимо, за горячими девушками. Идем отдыхая каждые пол часа.

Проходим большой распадок, пришедший слева, по дну его течет ручей, и набираем высоту к водопаду. Переходим водопадный ручей и тропа дает очень крутой подъем среди последних деревьев. Слева оказывается курумник, кидаем рюкзаки и по курумнику с Валькой идем к водопаду. Водопад очень красивый, но камни под ним очень острые и скользкие, поэтому купаться под душем приходится очень аккуратно, что, впрочем, не является достаточной причиной чтобы отказываться от душа вообще.

Идем обратно от водопада к рюкзакам, остальные восходители как раз подходят. С водопада распадок слегка изгибается правее и тропа выходит окончательно из зоны леса, становится каменистой и крутой.

Как мне показалось, от водопада до стоянки Рацека идут три подъема. Первый самый короткий, относительно несыпучий и поэтому самый легкий, если можно говорить о легкости, когда за плечами тяжелый рюкзак а к высоте ты еще не привык - тогда любой подъем нелегкий. А третий подъем самый длинный и самый тяжелый.

Облака поднимаются перед нами, мы идем вверх по ущелью, и они поднимаются вверх по ущелью, как потолок, который все время остается на одной и той же высоте. Справа внизу шумит ручей Аксай, и скальные стены распадка уходят вверх и теряются в облаках. Потом наш потолок решил прекратить убегание и поглотил нашу тропу.

Уставшие, не видящие впереди ничего кроме ближайших ста метров, мы вылезли в один момент на моренный гребень, который с некоторого времени сопровождал нас справа, с него увидели тропинку у края распадка, между склоном его и моренным гребнем, спустились в нее. Народ встает на отдых, а я же, видя, что дальше подъем уже совсем не крутой, прохожу лишних несколько десятков метров - и вижу каменный дом! Значит мы пришли.

Проходим через нижнюю поляну, по которой течет тихий ручеек, доходим до домика, - он совсем пустой, а за ним стоит не менее десятка палаток, но большинство тоже пустые, и в лагере тихо, только справа со скал льется маленьким водопадиком ручеек.

Видим одну только девчонку, она, как выясняется, из Москвы. Угощает нас горячим чаем каркаде. Райса еле дошла до верху, падает как подкошенная. На лицо переутомление и гипоксия на ее фоне. Пытаемся отпоить сладким чаем и аскорбинкой. Болтаем с парнем из Магнитогорска. Камаева не знает, Бориса Прохорова знает. Больше в лагере никого нет, - все остальные на маршрутах.

Дальше по полянке-долинке между склоном распадка и моренным гребнем, где находится стоянка, видны еще люди, нам говорят, что они из Норильска, целая толпа.

Ветер периодически разрывает облака, и в просветах появляются окрестные пики. Идем в пустой домик, складываем там у стены снарягу, газ, подвешиваем еду. При нашем появлении в домике куда-то под крышу сматывается кто-то с длинным пушистым хвостом, по стенам бегают наглые мыши. На улице дождик, но пока упаковываем продукты и складываем снарягу, он кончается.

Забегаю на моренный гребень, там сильно воняет туалетом, но вид на распадок открывается потрясающий: настоящий ледник с мореной внизу, уходящий потом большим ледопадом наверх. Ухожу обратно к домику, Вовка идет по моим следам, но опаздывает - там все уже затянуто поднявшимся по распадку снизу облаком.

Уходим вниз с пустыми рюкзаками, и сразу попадаем в это самое облако. Валька убегает вперед, пытаюсь собрать всех вместе. Райсе совсем плохо, ее тошнит и всячески колбасит и плющит. Вниз никому лучше не уходить, потому что может понадобиться помощь. Но вроде бы потихоньку идем вниз. Навстречу попадаются люди, недалеко от водопада уже разговорились с самарцами: Губанова знает только один, идущий последним, с некоторым отставанием. Он идет очень тяжело, и я внутренне содрогаюсь, представив себе, сколько ему еще подниматься и сколько сил придется затратить.

К водопаду спускаемся уже не в облаке. Валя, Катя и Вовка уходят вперед готовить еду, мы все не торопясь идем следом, но здесь уже гораздо проще, чем на Рацека, здесь уже воздух другой. По пути рву чабрец, которого здесь тьма. В нижнем лесу пытаюсь искать грибы - пара червивых подберезовиков, вот и весь улов. Зато душистой земляники - завались.

Еще от водопада периодически накрапывает дождик, то начинаясь, то прекращаясь, но не успевает ничего намочить. Прихожу в лагерь - а там Андрей с Женькой! Радостные встречи, Андрей рассказывает благодарным слушателям вагон и маленькую тележку своих приключений, достойных отдельной книги; хорошее окончание последней из городских проблем празднуем арбузом.

На ужин потрясающий суп, небо расчищается, и вообще, как говорится, "А жизнь-то налаживается!". Небо расчищается не так как прошлый день, когда тучи просто отползли куда-то вглубь гор. В этот раз небо синеет именно со стороны гор. Безруков запрокинув голову смотрит на открывающиеся пики, к которым мы уже начинаем привыкать.

 

11.08.04, ср.

 

Ночью спим впятером в моей палатке, тесновато, надо сказать. Проснулся я тогда, когда спать уже не было никакой возможности. В окно палатки бьет солнце, уже вылезшее из-за гор Аксайского распадка, все остальные спят. Вылез самый первый, сразу воспользовался этим и искупался: вода была обычной для Ала-Арчи, а воздух непривычно теплым для утра. Спичкой зажег уголек, и с уголька развел костер. Повылезали все остальные. На завтрак рисовая каша с изюмом.

Собираемся, переупаковываем рюкзаки и выходим каждый своим темпом. Легко залезаю на первый подъем, удается дышать носом; ноги не устают и пульс не подскакивает, для начала хорошо. Идем медленно, но отдыхаем редко. Небо полуприкрыто тучами, но жарко. К водопаду дошли часа за два, опять с удовольствием искупались и там же пообедали. На тропе опять куча иностранцев: американеры, потом группа из эстонии, а у самого водопада бельгийцы.

В первый подъем от водопадного курума взлетаем легко. Второй подъем осложняется начавшим моросить дождем; я надеваю накидку. Подъем подлиннее первого, но тоже не особо сложный, после него даже не отдыхаем. На третьем, самом длинном подъеме, начинающемся большим нагромождением камней, дождь превращается в мокрый снег, руки коченеют. Идем медленно, но без остановок, чтобы совсем не задубеть, и сильно растягиваемся. Наконец доходим до Рацека и замерзшие в конец загружаемся в домик. Переодеваемся в теплое, ставим греться на горелке чай. Подходят остальные, выясняется, что Андрей остался у подножия третьего подъема, почувствовал себя плохо. Часть людей отправляется вниз, забрать у него рюкзак. Я ставлю палатку под еле-еле моросящим дождем. В домике греются Райса с Сергеем, я подсаживаюсь к ним, пишу в блокнот очередные события. Перед окном домика ходят две девчонки, по всему видно, что бывалые туристки-горнячки. Вот интересно, по чему "по всему"? Вместе с парнем из Томска пытаемся понять, что такое качественно отличает девчонок, которых можно встретить в горах от среднестатистических городских девчонок?

Возвращается Рыбников, Валя и Вовка, рассказывают, что Андрей ушел вниз к водопаду и скорее всего будет ночевать с Воскресенскими, которые там и планировали остаться.

Небо потихоньку расчищается, Учитель, Корона и другие горы в полной своей красе. Вальке не нравится место, где я поставил палатку, он считает, что оно камнеопасное. Пытаюсь разубедить, потом махаю рукой - ищите хорошее место и сами переставляйте. В итоге все равно самому ставить пришлось. Выглядывает вечернее солнышко, но небо перестает расчищаться, тучи будто колеблются в нерешительности, смотаться отсюда, или все-таки повисеть еще.

К вечеру, однако, погода улучшается, облака все-таки решили улететь куда-то, и заходящее солнце освещает розовым Корону, уже скрывшись за горами далеко на другой стороне Арчинского ущелья. Палатка теперь стоит выше по поляне, там классное место, с кухней, и места остальным палаткам тут же хватит. Рядом с нами развевается флаг магнитогорской команды. Раскидываемся по палаткам, тут нам жить долго, учитывая проблемы Райсы и Андрея с акклиматизацией.

На ужин гречка с соевым мясом. Сначала, правда, готовим чай и угощаем гостей - девчонок из Норильска, потом отдаем одну горелку томичам. Рыбников, оказывается, думал, что это мы еду сготовили, а не чай, и поэтому так просто отдал. Но теперь уж ничего не сделаешь, приходится готовить на одной горелке. Вовка колдует над ней, и ужин, вопреки опасениям, не откладывается надолго.

На ужин и часа на два после него растянулись горячие споры о соли и специях, стоит ли их добавлять в еду, о спиртном, о том, нужно ли увидеть человека пьяным, чтобы узнать, каков он на самом деле, каков на самом деле зверь, который всегда живет в человеке (мнение Райсы), или это зверь какого-то другого человека, получающегося из первого путем инъекции яда (мнение мое). Важно знать, как поведет человек себя в экстремальной ситуации, однако является ли такой ситуацией опьянение? Или наркотический кайф? Или банальное пищевое отравление?

Спорили далеко за заход солнца, горное чистое небо распахнулось серебряной россыпью звезд, млечный путь восторженно разлился от гор по одну сторону долины по горы с другой ее стороны. Сверху по долине потянуло свежим холодным ветерком.

Наконец спор иссяк и люди потянулись по палаткам. Сегодня спим поперек палатки. Другая палатка еще долго спорит о чем-то, Катю тошнит и колбасит. Поболтав о том о сем, постепенно засыпаем. Странно засыпать под шум небольшого ручейка, скользящего по скале, - уже привыкли к постоянному реву Ала-Арчи.

 

12.08.04, чт.

 

Валька встает около восьми, я вылезаю только когда солнце встает из-за гор. К тому времени все уже позавтракали. Иду ниже домика на запруду купаться. Разламываю ногами тонкий ледок и окунаюсь пару раз в ледяную воду. Все-таки от холодной воды в пределах 5-15 градусов такого кайфа не получится. Тут вода температурой около нуля, и купание получается типично зимнее - когда вылезаешь, всю кожу будто наждаком трут. Прихожу обратно в лагерь, завтракаю мюслями.

Народ уходит вниз к водопаду, чтобы затащить сюда снарягу Воскресенского и Co, Катя, Райса, я и Женька остаемся в лагере. Небо практически чистое, за вычетом пары маленьких облачков, и надеемся, что хоть сегодня не будет послеобеденной облачности с дождем и снегом.

Мои очки ушли вместе с томичами на пик Учитель, сижу на солнышке в Вовкиных очках с блокнотом в руке и загораю, пока солнце не стало слишком активным. Все влажные вещи тоже сушатся на солнце. Воздух особых проблем не доставляет, все кто вчера недомогал, чувствуют себя нормально. Разница проявляется только в том, что при резких движениях и активных нагрузках практически сразу возникает одышка.

Время идет, солнце лезет все выше, ветра почти нет, и те же самые два кучевых облачка висят позади, где-то над горами за долиной Ала-Арчи. Москвичи оставляют лишние продукты, в том числе целых два килограмма сала. В благодарность рассказываю отцовскую байку про сало.

Приходит Костя, он только что прилетел самолетом, рассказывает новости снизу. Лезем на моренный гребень с нормальной картой и хребтовкой. Костя показывает, что где торчит с каким названием, а я разбираюсь в карте. На хребтовке масштаб вообще задан от балды. Разбираюсь, куда идет Аксайский ледник, и где должен быть ледник Учитель. С гребня как на ладони виден весь наш лагерь и лагерь норильцев.

Снизу поднимаются сначала Вовка и Рыбников, потом Валька, Безруков и все остальные, в том числе и Воскресенские.

Ставим оставшиеся палатки, готовим обед: щи с соевым мясом, вприкуску с салом, которого до отвала. Налаживаем кошки, подкручиваем, в последний раз примеряем.

Небо затянуло высокими кучевыми облаками. Идем тренироваться ходить в кошках. Перелезаем через моренный гребень, немного спускаемся к леднику и находим небольшой снежно-ледовый язык на склоне. Все обуваются в кошки и давай лазить по этому снежнику вдоль и поперек чутким руководством Кости и полезными советами Сергея. И вверх по крутяку, с ледорубами, и вниз, и траверсом. Ощущения обратные тем, что чувствует человек, в первый раз вставший на коньки. Там ты уже не можешь идти, где раньше спокойно шел, а тут ты можешь запросто идти не напрягаясь там, где раньше не мог сделать и шага.

Ледопад Аксайского ледника здесь гораздо ближе и внушительнее, по нему периодически летят камни. Выходим обратно на гребень и по нему выше на ледник Учитель по каменным россыпям. Погода отличная, облака разбежались. Вылезаю к скалам выше начала ледника, оглядываюсь - позади вижу только троих человек. У подножия ледника натечное озеро, иду к нему - все остальные, оказывается, собрались на его берегу. Ледник сходит к озеру открытым ледовым обрывом, мокрым и искрящимся на солнце, по нему то и дело скатываются камни. Сверху я видел как кто-то искупался в озере, но не заметил, кто именно. Если бы не ноги, тщательно упакованные в ботинки и фонарики, я бы с удовольствием купнулся тоже.

Уходим обратно в лагерь. Путь вниз заметно легче, и кажется, будто воздух меняется с каждым шагом вниз. Внизу в лагере Катя уже готовит плов, все собираются на кухне, а Андрей идет фотографировать горы. Когда он вернулся обратно, его спросили, будет ли он плов. Он ответил утвердительно, но, как ни странно, за стол не сел, а куда-то ушел. Мы доели все свои порции, и уже сидели в ожидании чая, как вдруг прибегает Дрон: "Так что же вы не сказали, что ужин готов? Ни в грош командира не ставят!".

Валя: "Ну что, Андрей, у нас культурная программа будет?", - "А у нас тут везде культура! Вон там культура, и вон там культура, и во-он там тоже очень культурная культура!". На следующий день планируем сходить на ледник потренироваться в связках, а через день пойти в маршрут на недельку, со спуском в Аламедин. Небо на ночь опять чистое; радуюсь, что обошлось без дождя. После наступления темноты опять долго поем песни, но костра не хватает, конечно. Привычно смотрю пару минут на небо, прежде чем залезть в палатку, потом снимаю линзы, упаковываю фотоаппарат в пакет со всеми аккумуляторами и прочим электричеством, мешок с собой в спальник и перед сном как обычно посмотреть пару отснятых за день кадров на четвертый день садящихся батарейках.

 

13.08.04, пт.

 

Просыпаемся рано; дежурные встают в 4.30, все остальные в 6, завтрак уже почти готов. Ночью я подмерз и ноги затекли, поэтому вылезти в такую рань было даже в чем-то приятно. Недолгие сборы и в 7 выходим из лагеря.

По сыпуну опять к месту вчерашней тренировки, и выходим на морену слева от мощного аксайского ледопада. Подниматься без груза легко, у меня даже пульс не подскакивает. Залезаем на высоту ледопада, оглянувшись, обнаруживаю сзади красивый вид внизу, где-то далеко видна даже долина Ала-Арчи.

Сразу после ледопада на морене организована стоянка, расчищены места под несколько палаток и на видном месте оставлены продукты. Как коршуны мы роемся в пакетах, частично уже разодранных другими птицами, настоящими. Берем рис, зеленый чай и лимон. Странное ощущение - где-нибудь в тайге наверняка никто так не делает, если у самого с продуктами все нормально.

Спускаемся с морены на ровный ледник. Он ноздреватый как губка и темный. По льду идем вверх, по небольшому уклону. Начинают попадаться трещинки, пока совсем маленькие. Райсе опять нехорошо, идет медленно и последней. Преодолеваем ледовый подъем, на нем приходится искать снежные части, на ледовых скользко. Появляются первые хорошие трещины, видно только на 5-10 метров в их глубь; их приходится обходить, пока это возможно.

Прошли мимо коронских стоянок - это старый покосившийся вагончик метеорологов на боковой морене, несколько расчищенных пятачков под палатки и какой-то ржавый шар на таких же ржавых ножках.

Впереди прямая дорога по леднику до километровых стенок пиков Свободной Кореи и Актора. Они освещаются ярким солнцем и блистают так, что глазам больно; приходится одевать очки.

Лезем на снежник, с которого начинается подъем на Корону. На самом деле это не снежник, а устье ледника Корона, который здесь крутым спуском вливается в ледник Аксай. Здесь мы будем учиться.

Костя учит, как зарубаться на склоне, если вдруг покатишься по нему. Склон достаточно крутой и снег слежавшийся, поэтому поехать по нему на попе - проще простого. Все учатся зарубаться, катясь по склону вниз ногами, потом учатся тому, что нужно делать, если катишься по склону вниз головой. Слегка раздираю позаимствованным на время ледорубом штаны.

Спускаемся обратно к ручью на краю ледника, кипятим одну за другой кучу кружек воды, перекусываем сыром, сушеными бананами и сухарями. Солнце жарит сильно и со всех сторон, обильно мажемся защитным кремом и не снимаем очки. Кто загорает на солнце, а кто просто отдыхает. Небо яркого-яркого, никогда ранее мной не виданного цвета.

Достаем и одеваем обвязки. Там, где на леднике кончаются камни и начинается чистый снег, связываемся в две связки по три и четыре человека. "Как взрослые дальше пойдем", говорил Костя. Идем вверх по леднику, но "вверх" здесь понятие довольно условное, ледник высоту набирает медленно. На льду лежит большой слой снега, не всегда хватает длины палки, чтобы проткнуть его, и снег вот-вот начнет подтаивать на солнце. Идем медленно, привыкая к веревке, иногда меняюсь с Вовкой ролью ведущего. Ледник постепенно набирает высоту и поворачивает налево, упираясь в так называемый медвежий угол. Там на морене сидим, отдыхаем, принимаем солнечные ванны. Без очков тут вообще нельзя, выставленную на солнце голую руку чувствительно печет не только сверху, но и со всех сторон.

Так же в связках идем обратно, на этот раз с большой скоростью. Снег уже подраскисший, на подходе у рюкзакам вляпались в озеро, текущее под небольшим слоем снега, но ноги, слава богу, промочить не успели. Пришли к рюкзакам и сварили еще чаю.

Небо целиком чистое, как окно поздней весной, ни облачка нет; ручей с краю ледника, у которого мы сидим, с утра вспух в несколько раз. Лица у всех красные и отдают некоторой синевой, если крем от загара втерт в кожу, или белизной, как у японских актеров, если этот крем только намазан густым слоем.

Все вылезли из обвязок, кроме меня, планируем устроить на моем примере тренировочное вытаскивание из тренировочной ледовой трещины.

Заметил, что пишу по несколько раз в день, а не вечером или даже через день, как раньше; мне это нравится - этакий репортаж по горячим следам, благо времени пока хватает на привалах. А замша на ботинках, оказывается, на здешнем солнце сохнет в пять минут.

Идем по леднику обратно, находим чудесную ледовую трещину, шириной в метр сверху и глубиной в метров пять до первой ледовой пробки, а дальше просто не видно, а стука от сосулек, кинутых прицельно в дырки в этой ледовой пробке, не слышно. Спустили на обвязочной веревке с еще одной веревкой для страховки, всего на пару метров в трещину, там я завис, пока "спасатели" готовились. По стенке на которую я было откинулся сначала, текла потихоньку вода, к тому же коленками в стенку ледовую тоже упираться приятного мало, они тоже сразу промокают. В конце концов аккуратно уперся кошками в пару выступов, чтобы на меня ничего не капало и чтобы льда не касаться и стал слушать далекие разговоры сверху и осматриваться по сторонам. В трещине очень красиво, ледовые натеки, пучки сосулек и темные глубины, в которые потихоньку сбегает вода. И полоска синего неба сверху.

Первый раз я был просто провалившимся в трещину и застрявшем там, мне скинули простейший полиспас и вытащили. Второй раз меня спустили на те же два метра, но на этот раз я не помогал вытаскивающим, а висел мешком, прикидываясь бессознательным, и меня вытаскивали каким-то другим способом. Пока висел, успел придумать хитрую систему с жумаром, чтобы вытаскивать можно было одному, и отдыхать хоть после каждого усилия, не отпуская веревки. Опять наверняка изобрел велосипед, хотя слушать мою идею про жумар никто не захотел. И ладно.

Пошли дальше по леднику, через каждые сто метров любовались трещинами, в которые стекала вода. Сбоку ледника по ледовому желобу текла настоящая бурная река, иногда ныряя под ледовые мосты и с ревом вырываясь ниже. Еще ниже дошли до большой расщелины, в которую вся река бушуя и ревя срывалась. Страшно было даже подходить к краю, я попытался сфотографировать глубины, но получилось непонятно что. Думается, если провалиться в такую трещину, то можно нигде и не выплыть.

Ушли вниз по леднику, я учился вышагивать в кошках; в одном месте, прыгая через трещину, впился зубьями кошек глубоко в лед, потерял равновесие и врезался в Дрона, чуть не столкнув его в следующую трещину. Дальше спускались по боковой морене вдоль ледопада, а по леднику летели камни, дело шло к вечеру.

Спустились к лагерю, а облака, удивительное дело, так и не прилетели. Обед, на самом деле оказавшийся ужином. Потрясающе двусмысленны фразы, которые можно сказать разливающему суп: "Мне все!", или такая же: "Мне мало!".

По скальной тропе над лагерем толпами ходят горные козлы, обнаглевшие от безнаказанности, - подпускают к себе на 20 метров. Солнце заходит, мы сидим и планируем будущее. Кате с утра было нехорошо, Райса тоже пока высоту плохо переносит, поэтому на маршрут пока идти рано. Думаем, куда бы пойти назавтра. Решили, что Андрей, Рыбников и Вовка полезут на пик Бокс, Валя решил идти вниз в Бишкек, Костя идет гулять в сторону пика Семенова-Тяньшаньского, а все остальные пойдут на пик Учитель.

Спать я пошел рано, как только начало темнеть, и перед сном вдруг задумался о протекающем отдыхе. То ли это, что я хочу? Мне здесь все интересно и все в новинку, то такой ли поход я для себя хотел? Уже неделя, как я выехал из дома, а все еще не сидел ни на одной вершине, вниз смотрю только обратно по распадку, из которого пришел, а на горы смотрю только снизу вверх. Возможно, завтра будет что-нибудь понятнее с высоты пика Учитель.

 

14.08.04, сб.

 

Я встал в семь и стал разогревать гречку, оставленную восходителями, ушедшими раньше. Валька забыл взять регистрацию и вынужден был подниматься обратно, по его словам, аж от водопада. После завтрака собираемся и выходим вчетвером на пик Учитель.

Проходим лагерь норильцев, идем по направлению к леднику Учитель. Тропа постепенно теряется и мы просто лезем по широкому сыпучему кулуару. Кулуар заканчивается и мы оказываемся на скальном гребне, очевидно другом, нежели тот, по которому все ходят на пик. Лезем по скальному гребню, кое-где приходится обходить скальные зубья. Мне это напомнило некоторые места Хамар-Дабана, только тут все серьезнее и стланника нет.

Высота потихоньку дает о себе знать, иногда при сильном напряжении слегка кружится голова. Райса вообще идет на всех своих четырех. Иногда приходится перелезать через скальные останцы; понимаю, что это восхождение посерьезнее будет, чем то, на что мы надеялись. На одном из скальных участков, перед вертикальным двухметровым спуском по щели, перекусываем шоколадкой. Опасаюсь, как бы подъем не ухудшился дальше, ни к скальному лазанию, ни вообще к прохождению препятствий со страховкой веревкой мы не готовы.

Дальше идет скально-осыпной подъем, появляется снег. Некоторые снежные участки приходится идти прямо вверх по склону, выбивая в плотном снегу ступени, другие приходится траверсировать поперек склона. Учим Райсу правильно траверсировать снежный склон.

Как ушли за четыре тысячи метров, как ни странно, стало проще. И Райса уже идет пешком, не держась за камни, и голова вообще перестала кружиться даже иногда. Так про краю скального-осыпного гребня и залезли наконец на пик Учитель.

Счастья - полный карман. Вершина почти целиком снежная, высотой чуть больше 4500, но когда стоишь на месте, высота вообще не чувствуется. Едим гречку с колбасой, фотографируемся. У меня создается впечатление, что если не учитывать снег, то вид на окрестные горы не особо отличается от того, что я помнил с Хамар-Дабана. Размеры, высоты и масштабы здесь, конечно, намного больше, но расстояния их скрадывают. На Хамар-Дабане горы были пониже и поменьше, но зато и ближе к тебе, стоящему на вершине.

Наконец я в здешних местах оказался там, откуда идти вверх уже некуда. Сергей говорит, что если бы мы лезли на перевал, а не на пик, то это был бы типичный представитель 2а. Уходим вниз по снежному гребню, по которому идет простой маршрут на гору. С гребня уходим по склону вниз, снег скоро кончается и на сыпухе вытоптана тропа. Длинный-длинный сыпучий спуск; иногда камни укрупняются и сыпун превращается в приятный курумник.

Вдруг обнаруживаю, что потерял очки. Иду обратно наверх, безо всякого напряжения, как по ровной местности. Одна, антропоцентристски-материалистическая половина головы говорит: "Спокойно, вроде бы есть шанс найти очки: отдыхали только в одном месте, и именно там я снимал очки". Другая, космоцентристски-идеалистическая половина только успевает сказать: "Горы, верните мне очки, пожалуйста", - и сразу выскакиваю прямо на площадку, где мы отдыхали, и сразу натыкаюсь на очки. В итоге набрать мне пришлось всего сотню лишних метров высоты.

Ускоренно спускаюсь вниз, надеюсь догнать своих. Вижу их с высоты, уже спустившихся на седловину, кричу изо всей силы "Хоп!", и пока меня ждут, спускаюсь туда же. Дальше по тропе спускаемся вместе, и к вечернему солнцу приходим в лагерь. Там уже все, кроме Вали, и готов ужин с огромными дозняками. Иду купаться на запруду, смываю усталость восхождения. В лагере раздают медали за восхождения из сплющенных баллонов.

После ужина Костя разбирается, что будем брать завтра на маршрут. Снизу приходит Валя, и в разрушение надежд приносит всего лишь три единицы хлеба, и все разного вида.

В воздухе какая-то белесая дымка, небо не такое синее, как было раньше. В этот день доели халявные два килограмма сала. Еще день ознаменовался большим количеством потерь и находок. Сначала Вальке не мог найти регистрацию, потом после долгих поисков обнаружил в собственном клапане, в который заглядывал до этого, наверное, раза три. Потом перед выходом на Учителя обнаружил, что нет мазей от загара - нашел после долгих поисков между двумя собственными надетыми штанами, на уровне колена. На самом подъеме чуть не посеял очки. Надеюсь, что походный лимит потерь я выбрал окончательно и целиком.

Понял, что здесь я абсолютно не испытываю проблем с линзами. То ли воздух здесь чище, то ли просто нечего целый день вглядываться в монитор. Как подумал о мониторах, решил, что по возвращении попробую найти проектор и устроить дома просмотр фотографий на всю стену, как слайдов в старые добрые времена.

Надеюсь, сегодня мы полностью акклиматизировались для здешних мест и проблемы теперь могут быть только от груза, но не из-за высоты как таковой. Еще опасаюсь, что придется ввести лимит на фотографирование, потому что половину уже отщелкал, а мы еще даже не вышли в маршрут. Прикинул в уме и ужаснулся: 14 дней, примерно 80 фотографий, получается, по 6 фотографий в день. Как жить в таких условиях?

Стало ли что-нибудь понятнее с высоты пика Учитель? Только то, что Путешествием здесь и не пахнет. Еще понял, что мне не хватает живых гор. Не таких, где только камни пересыпаются у тебя под ногами, не рождая ничего живого, а таких, где на вершинах растет трава, а с гребней хребтов в разные стороны прыгают кузнечики. И солнце ласковое, а не выжигающее.

 

15.08.04, вс.

 

Проснулись после восьми. Валя с Женькой сготовили вкусную пшенную кашу. Упаковываем рюкзаки на "Великий китайский поход", как это назвал Воскресенский. Это такой альпинистский фольклор, как я понимаю. Оставляю лишние карабины, бутылку сахара, газ, сухари - не так много, надо сказать. Вышли по тропе, ведущей на пик Учитель. На первую седловину поднялись с большим трудом. Недоумеваю, почему мы так растянулись; первые ушли далеко вперед и никого не ждут. Костя, Вовка, Валька и Сергей, пошедший с нами за компанию, взлетели как на крыльях, мы в Рыбниковым и Женькой поднялись намного позже, и еще много позже поднялись Катя без рюкзака и Андрей с Райсой. Рюкзак весит непривычные для моих походов 35кг, больно врезается в плечи. При подъеме на Рацека чувствовалось, что мешает именно высота, тут же медленно заставлял идти именно рюкзак. Трижды проклял на подъеме эти камни и десять раз пожалел, что я не на Хамаре. На небе высокие тучи, частью светлые, частью темные. Из темных туч иногда летит снег.

Начинаем подъем по скально-осыпному гребню, воды нет, иду проклиная все на свете. Голова ясная, и мышцы на ногах еще не устали, а тащить груз просто мочи нет. Сыпун опасный, и вдвойне опасный с рюкзаком, несколько раз чувствительно еду по склону. Андрей забирает у меня веревку, становится немного легче, но только самую чуть. Остро нарастает желание сказать честно этим перевалам, что я, видимо, недостаточно сильный для них и уйти вниз. Держит пока только общественное снаряжение. У меня есть свой конец, ради которого я готов напрягаться, и, возможно, он именно здесь, на этом конце скального гребня, с которого, увы, нет легкого прохода на нужный нам перевал. Костя идет вперед на разведку, а мы сидим, отдыхаем; наконец-то можно смочить горло снегом. Окружают мощные тучи, и дождевые и, видимо, снеговые, но на нас, слава богам, ничего пока не сыпется.

Разведка показывает, что дальше по гребню не пройти. Нужно спускаться в широкий кулуар, но просто сойти с гребня нет возможности, приходится разворачиваться на 180 градусов. Сыпуха разъезжается под ногами, с громадным трудом, вымотанные, спускаемся на дно широкого кулуара. Кипятим чай, кружку за кружкой, вода из текущего под камнями и иногда вылезающего на поверхность ручья.

Выходим на подъем на нужный нам перевал, это длиннющая сыпуха с бычьим перепадом высоты. Сначала камни не сыпятся, но потом начинается стандартный ужас перевалов 1аб: под твоими ногами все едет в противоположную твоей сторону. Скоро все сходят на русло ручья, там лежит снег и по нему идти проще, протаптывая ступени. Потом снежная полоса заканчивается и идти приходится по невысокому скальному гребешку. Шаги удаются через силу, никогда в походе мне не приходилось еще себя так заставлять. Воды нет, ем снег. Полумертвый вылезаю на перевал. С другой стороны его снежная шапка и спуск к леднику Байчечекей. Снег идет периодически, но ветра, к счастью, пока нет. Решаем ночевать прямо здесь, на перевале выше четырех тысяч метров, ставим палатки, готовим ужин. Заходит солнце и небо, еще час назад закрытое тучами, постепенно очищается. Вода здесь на перевале берется из небольшой лужи под большим камнем, глубиной с полметра и диаметром с метр. Окончательно решаю на следующий день идти обратно на Рацека.

 

16.08.04, пн.

 

Ночевка на перевале за четыре тыщи оказывается несложной, но крайне неудобной. Но ночь надеваю на себя все теплые вещи, которые были, потому что снег, подраскисший к вечеру, после заката затвердел коркой: температура чувствительно ушла за ноль. Пятеро в моей палатке могут спать, только если она стоит на ровном месте - это я выяснил доподлинно.

Здесь на перевале ровного места нет, и я оказываюсь с неудачного края - на меня все постоянно скатываются и упирают лицом в край дна, на котором уже нет пенки. Глубоко засыпаю только утром, когда двое вылезают кипятить воду, - но тут же приходится вставать. Вечером предыдущего дня ветра почти не было, а ночью он вдруг задул и всю ночь страшно раскачивал палатку, прогибал стенки и приподнимал дно. Хотелось вылезти и переукрепить растяжки.

От усталости прошлым вечером я закрепил палатку только на 4 палки, с одного торца прикрепив две центральные и две боковые оттяжки к одним и тем же палкам, а с другого торца так вообще схватом прицепил боковые оттяжки с центральным. Серединная дуга вообще не была ничем закреплена, поэтому бок палатки прогибался просто жутко.

... Слетела веревочка на очках. С кайфом завязывал ее непонятно какое время, то ли 5 минут, то ли 10, то ли полчаса. Я никуда не спешу, я никого не задерживаю, никто не ждет и не смотрит нетерпеливо, когда же я наконец перестану маяться дурью и завязывать на очках эту проклятую восьмерку.

Времени у меня - вагон и маленькая тележка...

Думаю, было бы больше сил, стоило бы вылезти и закрепить палатку так, как она должна закрепляться, и посмотреть, как бы она тогда повела себя на таком испытательном ветру.

Сначала пьем чай, потом в тамбуре моей палатки Валька готовит кашу. Давно хотел посмотреть именно на такое использование тамбура моей палатки как кухни. После завтрака сборы, отдаю все продукты тем, кто понесет их дальше, а я же не понесу из-за какого-то маленького ощущения, на грани интуиции, что я делаю что-то не то. Оставляю себе немного орехов, и в лагерь еще нужно будет отнести половину растительного масла.

Веревку свою тоже забираю в лагерь: Костя говорит, что на восьмерых им хватит двух веревок. Отдаю Андрею карты и билеты с регистрацией, оставив себе свои.

... Интересно, долго я смогу сидеть здесь, внизу перевала, с которого только что аккуратно спустился обратно один, на камне, у которого мы еще вчера кипятили чай, у которого еще вчера бурлила громкая жизнь, - сидеть и писать, писать, писать свои мысли? Надолго их хватит? Камушки угомонились и уже не катятся по снежникам позади меня, на перевале; далеко справа у борта распадка серьезно шумит ручей, а слева, на пределе слышимости, еле-еле переливается такой же невидимый малюсенький ручеек...

Трогательные моменты: Катя приносит половинку шоколадки в обертке, возьми, говорит; Рыбников приносит палку колбасы, завернутой в бумагу, ты все равно куда-нибудь полезешь, говорит, возьми. От колбасы отпиннываюсь, потому что предыдущая, съеденная на пике Учитель, перевариваться отказалась, - все равно всучивает. Ладно, думаю, донесу до лагеря, мне не трудно. Один листик с хребтовкой только взял, вот он пригодится обязательно.

Друзья мои хорошие, любимые, близкие и просто знакомые... Ну причем тут колбаса или шоколадки? Я не знаю, как так получилось, но я уже мыслями не здесь с вами, а где-то на курумнике внизу, слушающий ветер, или в маленькой палатке в медвежьем углу ледника. "...и стали мне докучливы и странны...". Мы еще встретимся с вами, обязательно и совсем скоро, но сейчас мое место, моя любовь, мое счастье, не с вами, в вашей (нашей!) громкой, смешливой, суетливой компании, а вот здесь, в безымянном распадке под перевалом 1б, на камне, морозящем попу, с прохладным ветерком снизу и пекущим солнцем сверху.

Пора спускаться на Рацека, пожалуй. По сыпунам пришел на седловину, с которой ходят на пик Учитель, погулял там по скалам, нависающим над стоянкой Рацека и спустился на саму стоянку. Никого из наших там не было; я прошел вниз до запруды с ледяной водой, искупался и слегка помылся и постирался. Шел второй час дня, небо наполовину было закрыто тучами, поэтому особого смысла идти куда-то не было.

Тучи закрыли все небо, иногда слегка накрапывает дождь и вершина Короны то появляется, то вновь скрывается в облаках. В половине четвертого прилетела гроза. В горах гром причудливее, чем в городе, он катается по ущелью, отражаясь от скал. С грозой пришел крупный, с горошину, град.

К вечеру пришли все остальные наши, они ходили на траверс с пика Учитель до пика Байчечекей, вернулись очень уставшие, до довольные. Вечером поужинали, чем придется, кто мюслями, кто пюре, и далеко заполночь сидели и пели песни.

 

17.08.04, вт.

 

Проснулся я к обеду, по крыше Костиной палатки стучал дождь. Сергей наконец дождался своих, они ночевали на Коронских стоянках и сегодня спустились на Рацека. Послушал разговоры, посмотрел на заросшие лица. Они посидели в избушке, отогрелись, подождали, пока Сергей соберется, и ушли все вместе вниз, в Ала-Арчу. Я же вскипятил воду, заварил мюсли. Ильдар переписывал у меня из блокнота песни и просил показывать, как играются. На вечер мы с ним запланировали переместиться на Коронские стоянки и завтра, быть может, слазить на Корону. Дождь кончился, но небо хмурое. После обеда сплошь дождило опять, тучи низкие, вода льется и льется, иногда гремит. Обсуждаем с Ильдаром планы-максимум, они грандиозны, если только погода улучшится. Выше 2а мы пока не планируем для начала, мне бы сначала научиться ледовыми инструментами пользоваться.

В процессе поедания серегинового пюре зашил фонарики, для этого пришлось оторвать и использовать часть стропы от ксивника. Просмотрели всю книжку с маршрутами, идти в район Комсомольца с бесчисленными 1б и 1в не хочется абсолютно - достали меня эти сыпучие 1абв по самое "не хочу"!

Сидим под навесом, смотрим на дождь, пьем горячий зеленый чай, а вокруг гремит и льет.

"... нам-то что, мы в тепле и в уюте

и весь вечер гоняем чаи

лишь бы те, кто сейчас на маршруте

завтра в лагерь спуститься смогли..."

Вершины гор, что напротив нас с другой стороны Ала-Арчи, засыпало снегом; я даже и не понял сначала, что это снег, а не облака. К вечеру дождь потихоньку угомонился, а мы пошли в домик в гости к двоим омичам. Пили чай с лимоном, сухарями и сгущенкой, говорили о походах и пели песни. Я расспрашивал о горах к югу от Северобайкальска, - оказывается, они там были. Все круто, говорят, ледники есть, и вообще все здорово, если только в стланник не лезть. Мотаю себе на ус.

В половине десятого пошел обратно в палатку. Полная темнота, ветра нет, только водопад шумит, и в неярком свете садящихся батареек китайского диодного фонарика падают мелкие крупинки снега. Неужели погода повернулась к нам задом? По всем книжкам, здесь август - самое сухое время года, а вот оно как оборачивается...

Ложусь спать в палатке один, утром постараюсь проснуться пораньше. Уже засыпая подумал, что за день не сделал ни одной фотографии.

 

18.08.04, ср.

 

Ночью я засыпал с намерением почуять, как я могу просыпаться без будильника. Просыпался в 3, потом в 5, потом в 7 и в половине восьмого встал, вскипятил котелок воды, позавтракал мюслями. Облачность из разрывных кучевых облаков, голубые появляются редко, зато и дождя пока нет.

Часов в 12 собрались с Ильдаром и пошли на Коронскую стоянку. Пока собирали вещи и продукты, пошел легкий дождик и облачность села ниже Бокса, закрыв даже пик Рацека. Воскресенский, улыбаясь непонятно с какими чувствами, вопросительно смотрит на нас, вроде как, "Ну, что будете делать?". Пересидели под тентом сильный дождь и под мелким легким дождичком отправились.

Перелезли через моренный гребень, и я удивился, пройдя через снежник-ледник, где мы учились лазить в кошках, тому, как он сильно уменьшился. Полезли по морене слева от ледопада. То ли сказался предыдущий халявный день, то ли просто низкое давление, но шли мы очень тяжело, часто останавливаясь и отдыхая. В самом верху ледопада вылезли на ледник и Ильдар стал учить меня проходить крутой ледовый склон в кошках и с попеременной страховкой веревкой, протягиваемой через карабины и ледовые крючья. Ребята из Омска, как раз возвращавшиеся с Коронских стоянок, лазили где-то рядом по ледовым стенкам с фифами. Крючьев было мало, и к их манере вкручиваться надо было привыкнуть.

Окончательно село облако и мы под мелким дождиком собрали снарягу и пошли вверх по морене. Опять еле шли, а тут еще и обвязка сжимала грудь и не давала сделать полный вздох, - очень неприятное ощущение, надо сказать. В совершенном тумане шли по турам на морене, Ильдар все сомневался, не собьемся ли мы с пути, идя по турам, а я просто доходил до очередного и всматривался и всматривался то в туман вперед, в надежде увидеть следующий тур, то в камни под ногами, в надежде увидеть как идет тропа. Если не было ни того, ни того, - шел просто как шел бы я, и неизменно тогда через полсотни метров натыкался на очередную сложенную кучу камней, вынырнувшую вроде бы прямо из облака. Потом слева начался скальный прижим, возле которого ледник к тому же падал небольшим ледопадом, и все это явление горной природы пришлось обходить большим крюком по леднику. Шли буквально еле переставляя ноги и неохотно обходя грязные снежные шапки на очевидных трещинах.

Наконец вылезли на верхнее поле ледника и дошли до Коронских стоянок. В том же тумане отыскали домик метеорологов. Стол с двумя скамейками вокруг, да широкие нары, плюс предбанник с камнями вместо пола, и над всем этим - нещадно протекающая крыша. Капает на стол, скамейки, просто на пол, - вся первая половина хижины под редким душем. Вторая тоже была бы под ним, но над самым плохим местом там натянут полиэтилен, так что вода стекает все же в первую половину.

На стене с одной стороны на обломке гвоздя висит влажная картинка ручкой: яркое солнце и надпись: "Все будет хорошо!", а на другой стенке - цветок из фольги. Вот в каких суровых условиях могут существовать представительницы другой прекрасной половины человечества!

На столе, как обычно, некоторое количество продуктов, стандартных для такого рода заведений, как то: крупы, чай, соль; и некоторое количество прям таки раритетов: какао и (sic!) раритетная банка непонятно чего (тушенки?) непонятно какой давности, вся ржавая и слегка погнутая. Вставленной в выщербленку потолка потом обнаружилась записка, наполовину оторванная, на которой сохранились только слова "...Друг!..." и "...сколько хочешь...".

Вскипятили котелок воды, заварили картофельное пюре, а в оставшейся воде растворили Нескафе. Банку открывали тут же и удивились тому, что защитная пленка у нее вздутая. Интересно, поднимись мы еще выше, начали бы подобные банки взрываться?

Сухари у Ильдара классные, но были бы еще лучше, если бы были без такого количества соли. Рецепт такой: когда сухари немного подсушатся, их слегка обмазывают топленым маслом кисточкой. Как приеду домой, поищу других разных рецептов приготовления сухарей, и в следующий раз у меня будут самые вкусные!

Во время обеда дождик постепенно стих, и капель внутри нашего пристанища с некоторым запозданием тоже начала стихать. С 5 градусов внутри мы надышали уже до 8, посмотрим, на какой отметке этот процесс остановится. Дождик пошел опять, и наши перспективы на хорошую погоду стали еще более туманными, во всех смыслах. Еды у нас много, гораздо больше, чем газа, а газа - два полных новых дихлофосных баллона Kovea, так что будем здесь сидеть и ждать погоды, пока есть вода, еда и газ. В чем нет здесь недостатка, так это в воде: можно даже не ходить к ручью и вообще не слезать с нар - на краю их стоит кастрюля, которая, увы, видимо, будет самопроизвольно наполняться еще очень долго.

Как там наши на маршруте? Это ведь не Хамар, тут ни тента, ни дров, ни, соответственно, костра, ни, соответственно, возможности высушить вещи.

Я на высоте 3700-3800 в затерянной хижине на краю ледника, в тумане, почти что один - Ильдар тоже что-то пишет, и его как будто нет; вся цивилизация, все хлопоты, работы и начальники с их сотовыми, все стремления и цели - все далеко-далеко... Вокруг один туман, можно выйти и поглядеть на него, но от этого ничего не изменится: погоды нет и ее надо ждать. Смотреть в туман и отвыкать от хлопот. И продолжаться это будет еще долго-долго, целых два баллона газа.

Вышел прогуляться на ледник. От скальных стенок, которые стоят вокруг, видно только нижние 50 метров, все, что выше, теряется в низких облаках. Стою посреди ледника, смотрю как между мной и скальной стенкой проплывает еще более низкое облако, метров 20, наверное, только над поверхностью ледника летит. Кажется подпрыгни - и достанешь. Дело идет к закату и со стороны долины появляются просветы. В один момент с долины наползает и проползает над нами просвет в плотной до того пелене темных облаков, и сквозь этот просвет становятся видны перистые облака на огромной высоте и синее небо между ними. Получается, что небольшой слой темных низких облаков скрывает от нас потрясающее зрелище. А что если Корона со своими за 4800 выше этого слоя?

Небо постепенно из серой получает хитрую кусочно-цветную раскраску, как лоскутное одеяло с лоскутами, плавно перетекающими один в другой. Некоторые отливают голубым, другие бледно-оранжевым. Где-то далеко солнце закатывалось за край этой Земли.

На ночь решили все-таки дополнительно сготовить ужин; из местных продуктов взяли вермишель и добавили к ней треть банки тушенки, получилось очень человечье варево.

Собрались вокруг свечки с Ильдаром и как первоклассники старательно пишем, пишем, пишем... Рожки съедены, ждем, пока закипит котелок с водой для чая. Свечка потрескивает, котелок начинает булькать, за окном темнота и только два самых упорных каплепада размеренно то ли соревнуются, то ли спорят: "Кап-Я!", "Кап-Я!"... "Кап-Я!", "Кап-Я!", "Кап-Я!"... "Кап-Я!"...

Поймал чудный момент, восхитился Ильдаром, скомандовал ему "Замри!", отснял и получил чудный кадр. День прожит не зря.

 

19.08.04 чт.

 

К ночи небо над нами расчистилось от облаков и перед сном мы вылезли на улицу смотреть звезды. Звезд было много, но не упала ни одна. Ночью я вдруг проснулся от ощущения, что кто-то ходит и гремит пустыми консервными банками позади хижины.

Четко представилась картина нашей ничем не защищенной двери, и как ночной гость в тишине открывает ее, на цыпочках подходит к нарам, запрыгивает (заползает) на них и с душераздирающим воплем вгрызается в наши ничем не защищенные... продукты! Жутко захотелось встать и укрепить дверь хотя бы ледорубом.

Потом я проснулся от того, что резко налетел сильный ветер и по крыше нашего дома забарабанил сильнейший ливень. Через некоторое время, когда угомонившиеся за вечер капли так и не начали опять мерно падать в кастрюли и на пол, я понял, что это не дождь, а снег или град. Но бог мой, как громко!

Опять просыпался, чтобы только взглянуть на темное еще окно и посмотреть на часы на фотоаппарате: 4 утра.

Часов в 6 мы одновременно проснулись, окно слегка светило предрассветным полумраком. "Ну что, кто пойдет наружу на разведку? Давай сегодня ты идешь, завтра я". Одел ботинки, спрыгнул с нар и вылез на улицу, по пути бросив взгляд на термометр на веранде: 0 градусов.

За дверью меня ждало море камней, запорошенных снегом. Горы кутались в низкие облака, и было понятно, что это такая погода, в которую лезть куда-то нельзя, да и незачем. Я залез обратно в спальник, рассказал Ильдару то, о чем он, в общем-то, догадался уже сам, а он, посмотрев на творящееся снаружи безобразие и потоптав его ногами, ввалился с заслеженной улицы со словами "Все, я хочу кофе". Засыпая я слышал, как он разжигает замерзшую горелку.

Часов в 11 я проснулся окончательно, вышел на улицу и ослеп от яркого света. Солнца не было, но со всех сторон, несмотря на холодный снег, ощутимо пекло. Сходил за очками и пошел по заснеженному курумнику к леднику умываться.

Согрели котелок кипятка, заварили мюсли с молоком, потом из оставшейся воды сделали чудесный какао. За завтраком-ланчем рассказал Ильдару свой сон про банки и ледоруб, а он, в свою очередь, рассказал свой сон про то, как к нам пришел какой-то полупрозрачный альпинист в темных очках и шапочке, уселся к нам на лавку и давай на него смотреть. А я, вроде как, сказал: "Да я его знаю, он каждый день сюда приходит".

После еды валялись и обсуждали зимние радости типа коньков. Интересно, насколько безопасно после такого снегопада идти наверх, на Корону и Изыскатель? Утром, пока я спал, Ильдар уже видел, как с Текетора небольшой лавинкой съезжал снег.

Шел третий час дня, Ильдар спал в хижине, и я немного подремал на улице на камне. Изредка, будто в издевку, со стороны долины прилетали прорехи в низких тучах и сквозь них проглядывало белесое голубое небо, но потом все затягивало обратно тучами, прорехи улетали и только изредка солнце мутным диском пробивалось сквозь низкие тучи. Мелкими крупинками падал снег.

Около хижины валяется железная лопата без ручки. Смеемся, что к ней идеально подошел бы мой черенок-альпендрын. Прямо квест какой-то: с самого начала похода нес черенок от лопаты, потом в путешествии нашел саму лопату, использовал черенок на лопате и в итоге смог сделать нечто, чего иначе сделать бы не получилось. Осталось только понять, для чего здесь мне может понадобиться лопата.

Вдруг испугался, что заканчивается ручка - если это произойдет, я буду безутешен.

Неспешно готовлю обед. Сходил за водой к ручью на краю ледника, долго отмывал снегом и песком котелок от утреннего какао. Жаль, что окно у хижины кроме стекла закрыто еще и полиэтиленом - редко где еще можно выглянуть в окно и увидеть там ледник с мореной.

После обеда буду делать светильник. Парафин есть, одна свеча есть, банок для формы тоже до черта.

Поставил воду на огонь, засыпал туда сои, капусты, картошки, кинул ложку тушенки для вкуса, налил масла, долго варил, потом засыпал две горсти риса и покрошил лук. Ильдар сидел рядом и держал котелок за ручку, чтобы не дай бог, такое творение не слетело с маленькой горелки. Суп получился, на мой взгляд, просто чудный, густой и наваристый. Даже стыдно было такой суп есть в день, когда мы никуда не ходили, а сидели на одном месте.

Чтобы хоть как-то скомпенсировать этот досадный факт, залез на крышу и счистил с нее начавший таять снег. Сразу видимых внутри изменений это не принесло: не стало капать в новых местах - и ладно. Над ледником висит облако, видимость 50 метров. Наша хижина всего 4 на 6 метров, нам видимости хватает. Сделал светильник, как стемнеет и парафин застынет, опробуем.

Ближе к вечеру сплошной пеленой повалил снег, и моя надежда подняться на Корону и Изыскатель окончательно угасла. Запалили светильник: вроде бы работает, пламя дергается из-за неравномерного поступления воздуха, но горит стабильно.

Перед темнотой снег закончился и со стороны долины появились просветы. Я узнал все тонкости пром-альпинизма и на ужин сварил рисовую кашу с тушенкой.

 

20.08.04, пт.

 

Всю ночь мерзли. Ильдар проснулся в шесть, вышел посмотреть погоду, тут же пулей влетел обратно: на небе ни облачка! В спешном порядке вскипятили пол котелка воды, заварили кофе. Со вчерашнего вечера оставалось немного рисовой каши, но утренний кусок не хотел лезть в горло. Взяли снарягу, кроме касок, перекусы; одежду я и так всю на себя напялил, взял только запасные тонкие носки, которые обнаружились в кармане рюкзака. Написал и оставил в хижине записку о том, кто мы такие и куда мы ушли, и побежал догонять Ильдара, который уже подходил к началу снежного подъема.

Самая вершина Свободной Кореи уже освещалась солнцем: вышли мы поздно, потому что от безнадежного настроения я даже и не попытался проснуться пораньше. Выручало нас то, что весь подъем наш был повернут правильной стороной к солнцу и поэтому еще долгое время должен был оставаться в тени. Шли не то что бы легко, но решительно: надо было использовать этот шанс, данный нам горами. "Горы нахрапом не возьмешь, горы любят упорных и терпеливых", - говорил вчера, в пасмурный день, Ильдар.

Пока поднимались на первый ледово-снежный взлет, солнце доползло до середины Актор-Текеторской стенки, но наш лагерь со всем ледником еще оставался в тени. После первого взлета идет небольшое плато, пересеченное парой трещин. Перед первой же трещиной мы одели обвязки и связались моей веревкой, оставшееся от 50 метров которой пришлось переть в виде бухты на шее. Трещины миновали успешно. Отсюда, с левого края плато открывался обрыв на ледник Учитель.

Пошли вверх на второй подъем. Вот ниже остался Бокс с его 4200, вот подобрались к 4400. Долезли до скал, силы порядком поистратились. Со всех сторон торжествующе высятся горы, освещенные ползущим к зениту и с каждой минутой все более слепящим солнцем. Со стороны долины приближались кучевые облака, было понятно, что они скоро прилетят, но меня интересовали главным образом два вопроса: кто окажется быстрее на пути к Короне, мы или облака; и кто окажется выше, облака или Корона.

Обошли скалы, первый раз в глаза ударило солнце. Отсюда оставалось набрать еще всего метров 100 до перевала между второй и третьей башнями, но сил уже было мало.

Снег на всем нашем пути попадался очень разный, но как правило под слоем свежевыпавшего снега был слой старого желтоватого плотного снега, в который нога то втыкалась, то не втыкалась; а поверх было от 10 до 40 в некоторых местах сантиметров, нападавших за последние три дня непогоды. Кошки тут были бесполезны, только в одном месте у скал пришлось пройти метров 15 очень крутого подъема с тонким слоем свежего снега и очень крепким настом под ним. Метров 5 я промучался, соскальзывая и цепляясь ледовым молотком, потом догадался сделать буквально пару шагов вбок по склону от скал, за снежный гребешок, и там оказался нормальный снег. Оказывается, у скал в таких местах бывает полоса очень твердого снега, растопленного теплом скалы, нагретой на солнце.

Подъем до перевала оказался ужасно выматывающим. Высота за 4700, как рыба дышишь через все дырки. Делаю 11 шагов и отдыхаю. Сзади Ильдар мерзнет, у него отмораживаются пальцы ног, но я ничего не могу с собой поделать: 11 шагов вверх, в каждый из которых нужно дважды, а то и трижды ткнуть ногой в снег и пробить ступень, и я умираю секунд на 10-15, стою согнувшись, опершись на ледовый молоток. Еще 11 шагов уткнувшись в снег, и опять отдыхаю. Взгляд вперед - два камня на снегу, видимые даже со стоянки Рацека вроде как чуть-чуть стали ближе. Еще 11 шагов, потом еще и еще. Обогнули мы снизу эти камни и мелкими-мелкими шажками подлезли под перевал. Обогнул я последний скальник; снизу Ильдар просит устроить отдых, а я же радостно ему говорю, что тут двадцать метров осталось, и уклон уже не очень большой. В несколько присестов, с неимоверными усилиями, цепляясь за скалу как за поручень дохожу до перевала... Отдыхать пока нельзя, надо дождаться Ильдара и пока он идет выбирать веревку.

С другой стороны перевала совсем другие горы, огромные, грандиозные клубы кучевых туч, невидимых нами раньше из-за гребня, и далеко-далеко внизу долина Аламедина за ледником Джиндысу. В ту сторону с перевала обрыв в несколько десятков метров, даже смотреть страшно. Ем снег и лед, одолевает жажда, а питье мы не взяли. Здесь на солнце даже жарко и ветра практически нет.

Однако, это еще не Корона. Отсюда надо залезть на скальник высотой метров 40. Снизу мне даже было непонятно, как мы на него полезем: в долину Коронского ледника он обрывается отвесными скалами; однако оказывается, что с самого перевала и даже скорее с противоположной стороны там вполне проходимая скально-снежная стенка.

Мы все так же в связке вдвоем, но теперь надо попеременно страховать друг друга через ледоруб, засунутый куда-нибудь в щель между камнями, или за естественные выступы рельефа. Лезу первый, Ильдар страхует снизу. Сразу вижу вбитый скальный крюк, встегиваю в него карабин, пропускаю веревку. Нахожу хорошее место, раскорячиваюсь там. "Страховка готова!", - кричу вниз. "Понял!", - прилетает ответ. Выбираю веревку - метр за метром белой в черную полоску, чешуйчатой змеи. "Веревка вся!", - прилетает снизу, значит теперь Ильдар идет по моим следам. Практически сразу: "Крюк!", - значит он долез до моего карабина, сейчас он его выстегнет и заберет с собой. "Пошел!", - "Понял!". Наконец он доходит до меня. "Ты как меня страхуешь? Кто же веревку просто так в руках держит? Ведь если я слечу, ты же меня не удержишь! Чему я тебя учил на льду?", - упрек заслуженный, я вспоминаю ледовые уроки. "Ты должен закрепить где-нибудь молоток, перегнуть веревку через него и если что зажимать перегиб двумя руками". Дальше лезем правильно. За 7 метров до вершины останавливаюсь, силы в очередной раз покинули тело. Вроде вот, вершина совсем рядом, еще несколько шагов и цель достигнута, но лучше я не буду торопиться, постою, отдышусь, метры никуда не денутся.

Последние снежные метры, - и я оказываюсь на вершине мира. Расслабляться пока рано, надо найти место, где заклинить молоток и страховать Ильдара, пока он не окажется вместе со мной на этом полюсе.

Радостно-странное чувство. Из меня высосали все силы, мне даже не хватает сил, чтобы восхищаться так, как я бы обычно восхищался тем великолепием, которое открывается с высоты в хороший день. Все не зря. Не зря потрачено столько сил на восхождение, не зря мы столько дней сидели в тумане и надеялись. Этот новый опыт, это напряжение, обернувшееся восторгом и экстазом таким, что я обессилев стоял там на вершине и больше мне ничего не хотелось.

"... и клянусь, мне большего не надо..."

Стоял душой, конечно, а телом двигался - надо было с тура счистить снег, снять записку, написать свою, пофотографироваться там, перекусить шоколадкой и орехами, и быстрее торопиться вниз. Солнце припекало, и с окрестных гор кое-где съезжали маленькие лавинки. Я и торопился и в то же время пребывал как облако на той вершине, обернувшись одновременно во все стороны света и жалел, что мне надо торопиться и отсюда уходить. Снежное восхождение 2а оставалось позади неизгладимым впечатлением самобиографии.

Так же, поочередно страхуя друг друга, мы сползли обратно на перевал, отдохнули там и заторопились вниз. Снег теперь был тяжелый и смокшийся на солнце, и постоянно налипал на ботинки. Со скал, которые мы по собственной тропе огибали, сыпались мелкие кусочки снега-льда, растапливаемые солнцем, мы поторопились поскорее пройти этот участок. Из-под ног выскакивали и катились вниз мокрые комки снега; проходя через участок рыхлого снега в одном месте спустили собственный поток снега по поверхности наклонного снежного поля.

Становилось совсем жарко, солнце вползло в зенит и отражаясь от снега торжествующе пропекало все вокруг своими лучами. Мы торопились вниз. Подошли ко второй, средней трещине (первую успешно обошли не задумываясь); я вроде бы специально обогнул стороной собственную тропу, и достаточно широко шагнул вперед, - но вдруг нога, которой я шагнул сильнее чем обычно, провалилась... Я автоматически упал на колени и по инерции прошагал-прокатился дальше вперед. Ильдар еще более аккуратно обошел опасное место, потом подошел и заглянул в дырку, оставленную моей ногой, и сообщил: "Дна там не видно". Бояться у меня сил не было. Третью трещину прошли осторожно, на выбранной связочной веревке.

Со второго спуска шли быстро и широко шагая. Рядом со мной с моей же скоростью катились десятки попутчиков - комочков мокрого снега, которые ни набрать вес не могли, ни остановиться. Они образовывались у меня под ногами и пологими дугами разбегались вниз и в стороны по склону. В одном месте снег вдруг разъехался у меня под ногами; метров 5 я ехал вниз по склону, потом с третьего раза удалось зарубиться ручкой от скального молотка. Ильдар был слишком близко ко мне и веревка провисла петлей, которую я уже почти было выбрал. Морально он уже был готов к тому, что придется падать и зарубаться, задерживая меня, но тут я как раз остановился самостоятельно.

Солнце пекло все сильнее, пришлось достать крем и помаду, чтобы не сгореть; но со всех сторон уже подступали фронты кучевых облаков. На последнем спуске на ледник Аксай мы шли почти что бегом, Ильдар пару раз проехался на попе. Коронская хижина уже была в прямой видимости, хотя еще и порядком внизу. Как здорово, оказывается, шагать вниз по склону, практически не обращая внимания под ноги, зато замечая, как с долина, которая еще только что была далеко внизу, с каждым твоим широким шагом становится ближе, поднимается тебе на встречу!

Однако навстречу поднимался и еще один, в этом случае нежелательный гость, - туман из долины вдруг выполз из-за поворота и тоже полз вверх по Аксаю, и мы будто соревновались, кто быстрее доползет до Коронской хижины.

Мы успели быстрее. Сошли со снежного склона ледника Корона, влившегося в ледник Аксай. Расшагавшись на спуске мне показалось, что ослабление на вершине было временным, и сил, оказывается, осталось еще много. Небольшой, буквально в несколько метров подъемчик на морену показал правду. Ноги, так широко шагавшие на спуске тут вдруг просто оказались поднимать меня на эти камни. Еле-еле я дошагал до ставшего родным вагончика с надписью "Hotel Корона *****" и восхождение завершило свою петлю.

Как средневековый рыцарь латы, я стягивал с себя снарягу, железку за железкой: отстегивал карабины, снимал обвязку, развязывал восьмерки на концах усов. Вылезя из обвязки и вздохнул наконец полной грудью - и со стоном повалился на камни... Минут 15 мы раздевались, раскладывали сушиться промокшие вещи, и к концу этих 15 минут туман снизу наконец-то дополз до нас. Нам уже было все равно, но еда была все-таки ровнее.

По-быстрому сварили пюре и чай, лежали, обсуждали восхождение, кто как кого страховал, как молоток ледовый между камней закреплял, кто как попой по склону проехался. Туман вроде бы куда-то рассеялся, но солнце так и не вылезло, хотя ощутимо грело сквозь тучи. Ильдар спал, я копался во впечатлениях.

...Пока писал, уставший, события нашего великого восхождения, кто-то вдруг неприлично громко (мне сразу вспомнился сон) лазить под дном вагончика, шуршать полиэтиленом и греметь пустыми консервными банками. "Неужели мыши настолько обнаглели?", - изумился я, вышел из вагончика, обошел его кругом, - на помойке позади вагончика было пусто, один мусор. Я уже было пошел обратно к двери и вдруг вижу: из-под вагончика на меня смотрит маленькая коричневая мордочка. Пока я доставал фотоаппарат, морда развернулась, махнула мне хвостом и скрылась под вагончиком. Ну, думаю, ты животное, наверняка, любопытное, это я в твоих глазах прочитал. Сел я на камень, включил фотоаппарат и стал ждать, изредка посвистывая. Сначала это животное не подавало признаков жизни, потом высунуло морду и недовольно повело в мою сторону носом. Тот факт, что я не ухожу, а наоборот, все пристальнее пялюсь фотиком, видимо, ужасно его разозлил: скаля зубы зверь порычал на меня, ушел обратно под вагончик, высунул любопытный нос с другой стороны, поводил им из стороны в сторону. Опять вылез из-под вагончика целиком и издал потрясающий рев, довольно злобный и очень громкий для такого небольшого, с крупную кошку размером, существа. Видя что я не испугался, недовольно подергивая хвостом из стороны в сторону, зверь ушел обратно под вагончик греметь банками и шуршать пленкой.

Взамен ему из вагончика вышел Ильдар с моим черенком от лопаты и заспанным, но грозным видом. Я сначала не сообразил, чего это он. Оказывается он проснулся, не увидел и не услышал меня, зато услышал потрясающий рев. Меня в течение его рассказа и потом просто плющило от хохота, но что бы подумал и сделал я на его месте, услышав такое рычание? Он решил, что снежный барс уже заколбасил Гришку и теперь с кровожадным рычанием его раздирает и вышел с первым попавшимся в руки оружием, которым оказался черенок от лопаты (ледорубы сушились на улице), чтобы хотя бы помешать кровавой трапезе.

Вместе мы посидели на камушке, но загадочный зверь удалился, видимо, испугавшись моего черенка от лопаты, и не давал о себе знать, пока мы не ушли в вагончик и не затихли. Кто это был, горностай? Мне казалось у горностаев более узкая и вытянутая морда, и вообще они не такие крупные. Во всяком случае, зверюга это явно хищная, и мышей у нас тут должно поубавиться. Вышел продолжать мемуары на улицу, положил на камушек кусочек сухарика, будем приручать. Человек горностаю - друг товарищ и брат. Зверь сухарик проигнорировал и затих вообще надолго. Вечером, выйдя из вагончика, я обнаружил его сидящим в двух метрах от входа. При моем появлении зверь повыписывал вокруг меня широкие окружности и по-кошачьи прыгая ускакал куда-то за каменные россыпи. Думаю, это любопытное животное еще попортит нам нервы ночью...

В половине шестого вечера почувствовали, как мало это - тарелка пюре после такого восхождения и я сварил целый котелок супа, чтобы объесться от души. "Я никогда еще не ел в походе такого супа", - сказал Ильдар. "Какого такого?", - удивился я. "Такого, чтобы такой вкусный и так много!". После супа, совсем поздно вечером из местных запасов сварили еще и какао.

Заходящее солнце этого большого дня подарило картины разноцветных облаков на небе. Думали, что делать на следующий день, планировали спускаться на Рацека, потому что вряд ли восстановились бы до утра, чтобы лезть вверх, а один баллон газа уже кончился, и не понятно было, хватит ли второго баллона на два дня. И потом, наши должны были вот-вот вернуться с маршрута; с вершины Короны я хоть и видел стоянку Рацека, но домик был не больше пикселя, а уж о том, чтобы разглядеть палатки, не было и речи.

Как стемнело, переуставшие, пересытившиеся впечатлениями улеглись спать.

О, как я люблю снежно-ледовые двойки "а" и как ненавижу сыпучие единички "абв"!

 

21.08.04, сб.

 

Ильдар разбудил меня в 9, ему хотелось побыстрее свалить домой. Я бы здесь жил вечно. Этим утром мимо нас прошли самарцы - первые люди с того момента, как мы здесь поселились. Позавтракали картошкой и мюслями, Ильдар уснул, а я занялся швейным делом. Нужно было зашить штаны и фонарики, которые уже второй раз приходится серьезно налаживать - неужели создатели не могли предусмотреть, где на них окажется максимальная нагрузка?

Предыдущим вечером Ильдар мне высказал что-то вроде: "Ничего себе у тебя рожа грязная", так что сегодня утром проломил лед на ледниковом ручье и тщательно умылся. Оказывается, это загар, а не грязь. "Что, Камаз, танки грязи не боятся?".

Зашивался я загорая на солнышке, потом там же вздремнул и проснулся тогда, когда облака стали периодически заслонять солнце - в момент становилось прохладно. Как время перевалило за полдень, стали собираться обратно на Рацека. Немного грустно было уходить из этой пусть грязной и сырой, но ставшей такой уютной хижины. Притерпелся я к ней. А еще грустнее было уходить с этого ледника, где шастают по ночам горностаи, текут ледовые ручьи, камни полузасыпаны чистым снегом, а кругом стоят стеной Актор, Текетор, Корея, Симагина. Думаю, если будет возможность, я обязательно заберусь еще на Коронские стоянки и поживу здесь. А пока зверюга-горностай так и остался неприрученным.

С последними сборами и упаковками снизу по леднику повалило облако, и уходили мы точно в том же тумане, что и приходили. Туман коронских стоянок провожал нас так же радушно, как и встречал и не его вина, что мы его обычно так не любим. Туман такой, какой он есть.

В облаке мы пошли по кошковым следам самарцев, шли по леднику, перепрыгивали через трещины. Потом следы ушли куда-то к середине ледника, мы же свернули и пошли по краю, у морены. Ручей, который тек там же, периодически с низким басовым шумом, отдававшимся будто где-то внутри живота, срывался в трещины, дна которым не было видно.

Когда дошли до последнего ледопада, тучи остались позади, и мы довольно быстро спустились по окраинной осыпи. На ней кое-где начали появляться мелкие растения - то травинка, то кусочек мха, то цветочек. Очень непривычно было их видеть после каменно-снежного царства Коронских стоянок. Под накрапывающим дождиком мы спустились на Рацека.

Воскресенских там не было, не было и их палатки. Тучи заволокли все небо, но Корона периодически открывалась ненадолго, и даже не верилось отсюда, из нашего далека, что мы были там, где-то среди неба.

Стоянка Рацека практически пустая, кроме нас всего четыре палатки, а народу и того меньше. Но даже сейчас тут нет той ледниковой тишины верхних стоянок, когда лишь изредка из скальной стенки вылетит камень; тут всегда шумит водопад.

До шести вечера с небольшими перерывами шел дождь, однажды превратившийся в град, а потом внезапно тучи разошлись и солнце засияло с синего неба. Чья-то душа обрадовалась этому больше других - над Рацека, вплетаясь в шум водопада, полилась веселая мелодия флейты.

Пришли снизу Воскресенские, они несколько дней жили внизу, в Ала-Арче.

Вечером пили чай, немного пели песни, а перед сном я вытащил пенку со спальником на улицу, моему примеру последовал Ильдар и мы с полчаса лежали на земле и смотрели в звездное небо. Хотя звездопаду сейчас, вроде бы, самое время, но падало звезд на удивление мало, по одному маленькому метеориту за треть часа. Ильдар ушел, а я поплотнее закутался в спальник и пролежал еще с полчаса. Из-за Учителя взошла какая-то планета, звезды ощутимо крутанулись вокруг Полярной Звезды, но падать отказывались. С тем я и ушел спать.

 

22.08.04, вс.

 

Проснулся я тогда, когда спать в зимней одежде в спальнике стало совсем жарко. "Сколько времени?", - спросил Ильдар. "Часов 10", - прикинул я, судя по температуре в палатке. Достал фотоаппарат, оказалось 10.15. Приоткрыл чуть-чуть палатку, стало свежее, и заснул опять... Через некоторое время опять проснулись. "А сейчас сколько времени?", спросил опять Ильдар. "Я бы сказал, примерно 11.30", - ткнул пальцем в небо я, достал фотоаппарат, на нем ровно 11.30. "Ты чуть подождал перед тем, как его включить, потому что было 11.29?", - саркастически усмехнулся Ильдар. Интересно, как я при таких биологических часах не могу просыпаться когда хочу?

Вне палатки было довольно прохладно: солнце, конечно, уже жарило во всю, но со стороны тянул прохладный ветерок. Пошел вниз на запруду купаться и мыться, и опять удивился самому себе: как можно от такой воды получать столько удовольствия? Вернулся в лагерь - голову слегка кружило и туманило после ледяных ванн. Позавтракали картошкой с соей, мюсли сергеевы к тому времени, увы, кончились.

Воскресенские все утро собираются на Коронские стоянки. Замерз сидеть под навесом, где солнца не было, зато ветер присутствовал, вытащил пенку и лег загорать на солнышке. Сквозь сетчатую ткань шляпы пробивались яркие лучи солнца, меня разморило и я вздремнул, даже не допев песенку про львенка и черепаху, которые лежали на солнцепеке.

Лениво проснулся, лениво пообедал в половине третьего, есть особо не хотелось. После обеда пошел опять на запруду и постирал некоторые шмотки: очень приятно посреди похода почувствовать себя чистым и в чистой одежде. Разложил снарягу на солнце, пусть подсохнет; веревку, разумеется, в тень - ей еще держать меня в колодцах и облучаться ультрафиолетом совершенно незачем. А вот самому распластаться на горном солнце - это только полезно.

"Во, Андрюха идет!", - и действительно, Андрей поднимается по тропе снизу, один и заметно похудевший. "А где остальные?", - вполне резонно интересуется Ильдар. "А, щас дойдут". Ближайшие сутки, думаю, будут в рассказах. Андрюха сразу схватился за гитару, прямо как я, по возвращении с Короны, и бренчание прерывается только тогда, когда он показывает, какого размера там горы. Пришел Костя, выселил нас из палатки и, видимо, от радости возвращения домой, пробил своим ледовым молотком совершенно целый баллон газа. Следом за ним поднялся Рыбников.

... Туалет на стоянке Рацека находится за моренным гребнем. Железяки, на которых он стоит, горизонтально вкопаны в склон, поэтому деревянная будка туалета с двумя кабинками без дверей висит в паре метров над склоном. Сегодня с ледника вверх по склону дул ветер и прорывался холодным вертикальным потоком через очко туалета. Ощущения, наверное, точно такие, как если есть попой в холодный ручей. Самый прикол в том, что бумажки в очко не проваливаются, взлетают обратно. Невольно проходит мысль, а что будет, если ветер будет еще сильнее?...

Пришли девчонки. С каждым вновь пришедшим человеком становится все громче и громче. Понимаю, что успел отвыкнуть от большого количества народу, и что чем больше вокруг говорят, болтают, смеются, мне хочется уйти в сторону метров на сто, сесть на камушек и послушать тишину. И это при том, что я очень рад их всех наконец-то видеть! Тишины хочу. И это еще не пришел Вовка!

Наконец подошли все остальные. Перебираемся обратно на свою "кухню", ставим на старые места палатки. Поздно вечером варится еще один ужин, обсуждаем планы на будущее. В сумерках Андрей с Костей уходят ночевать на ледник Учитель, чтобы с самого утра лезть там на Коронскую стенку в крутой маршрут. К темноте небо, как обычно, расчищается, чтобы люди могли любоваться на звезды.

Походные мысли, да и вообще любые, надо писать сразу, иначе они становятся просто воспоминаниями о мыслях.

В странный век мы живем. Теперь даже человек, молча лежащий на пенке, уставившись неподвижными глазами в небо, вызывает как минимум скрываемое удивление, а как правило, немного снисходительную улыбку: "Медитирует". "Зачем тебе эта шляпа?", - и в который раз надо отвечать: "Это не шляпа, это ...". Кому надо - тот поймет, что это не шляпа. В какой-нибудь другой век.

Ночью докипятили целый котелок чая. Нашел удобное каменное кресло на "кухне", разложил там пенку со спальником, лежу, смотрю бездну. Искры летают больше, чем в предыдущий день, но все равно очень редко. Залез в спальник, сижу в своем "кресле", подогнув под себя ноги. Руки греются о маленький котелок с горячим чаем. "Вообще будешь ночевать на улице?". Господи... "Не шляпа это!".

Ближе к полуночи к остывшему уже чаю пришли Рыбников, Валька и Ильдар, принесли гитару. Рыбников даже спел про коней, и мир не перевернулся, не встал на дыбы и не провалился в тартарары. После их ухода закутался поплотнее в спальник и еще с полчаса смотрел, как звезды медленно ползут по глубокому темному небу.

 

23.08.04, пн.

 

Рыбников с Валькой ушли на Коронские стоянки, чтобы успеть с Воскресенскими пойти на Корону - утром слышу шаги ног, обутых в ботинки и пинающих камни. К половине одиннадцатого выхожу из палатки, умываюсь, привычно иду вниз на запруду, окунаюсь в ледяную водичку. Кипячу котелок чая. Небо сияет чистой синевой, только внизу в ущелье, над Ала-Арчой, на нашем уровне висят несколько кучевых клочков.

Лежа на солнышке на пенке понимаю курьезный факт. Чем сложнее гора, тем труднее и дольше на нее лезть - это я знал и так. Но оказывается, что чем сложнее гора, тем быстрее с нее надо слазить, - а вот это уже очень обидно и несправедливо! Поэтому у единичек "б" при всей моей нелюбви к ним, есть одно очень полезное свойство - на вершине можно сидеть сколько влезет, хоть до темноты.

Собираю небольшой рюкзачок и отправляюсь на пик Учитель, чтобы проверить, так ли оно на самом деле. Питье не взял, понадеялся на снег, еду тоже, потому что я туда не кушать лез.

На Рацека царит жара. Женька с Вовкой парятся в палатке, все остальные гуляют по окрестным горам.

Медленно влез на сыпучую седловину, с которой ходят на Учитель. Посидел там, посмотрел по сторонам, и так же медленно пошел по гребню наверх. Часа за три вылез на верхний гребень Учителя и еще за полчаса по снежному гребню догулял до вершины. Снег холодный и ветер на гребне дует холодный, а камни приятно теплые, как живые.

На самой вершине Учителя ветра, как ни странно, почти нет. Бросил рюкзак, прогулялся немного по гребню в сторону пика Байчечекей, полюбовался на ледник Байчечекей, ну и, разумеется, на пик Семенова-Тяньшаньского, Корону с необычного ракурса и все остальные, уже привычные, горы горной стенки, в пределах которой я уже третью неделю живу. Над Семенова-Тяньшаньского висела полуполная луна, которую за две последние недели в горах я видел в первый раз.

Вернулся обратно на вершину Учителя, кинул на снег пенку и лег загорать. Легкие, будто даже ласковые, дуновения ветерка не давали перегреться, я просто лежал и слушал тишину.

Только иногда крикнет с высоты птица, или просто пролетит рядом, - оказывается, они с таким шумом летают! - а все остальное время полная тишина и только ее шипение в ушах.

В шестом часу пошел обратно. Прокатился как на лыжах по скользкому снегу сбоку от хребтика, потом долго шагал по камням тропы. Ручей, из которого я пил на подъеме, по случаю вечернего времени, видимо, высох. Как ушел со снега, опять стало жарко. К лагерю спустился, когда тень уже почти упала на палатки. Костя с Андреем уже пришли, а через четверть часа пришли и Валька с Рыбниковым, и еще через полчаса последней пришла Райса.

Кисель уже готов, а плов почти сготовился. Ужин прямо праздничный, по случаю успешных восхождений всех, кто куда хотел. Плову так много, что он даже остается, и даже Женька не просит добавки.

Замечаю, что опять начинаю с каждым часом в лагере все больше и больше говорить. Верните мне того меня, который предпочитал не говорить, а смотреть, слушать и думать, - это было так естественно в одиночестве коронских стоянок!

Совсем вечером опять кипятим чай и поем под свечку песни...

 

24.08.04, вт.

 

Утром опять проснулся поздно. Солнце заметно печет сквозь палатку и тент, которые вернулись с маршрута пробитые в трех местах, будто по ним стреляли из рогатки. Интересно: просунешь между крышей палатки и рукой что-нибудь, например, хобу - руку уже не печет; уберешь хобу - печет, и это при том, что яркий свет, разумеется, не пробивается сквозь два слоя.

После завтрака, перед которым, разумеется, окунулся в запруде, полез на скалы над стоянкой Рацека вешать навеску. Присмотрел крюки, прикинул как вешать, - залез Воскресенский-старший: "Не в обиду будь тебе сказано", - говорит. - "Но ты вешал когда-нибудь навеску?". Я смутился, потому что вообще-то не вешал, но видел достаточно навесок в пещерах и полагал, что в данном простом случае справлюсь. Оказывается, Воскресенский подумал, что я собираюсь вешать навеску для скального лазания, чего я действительно не умею и не возьмусь делать. А я собирался всего лишь навесить веревку для SRT-шного висения.

Повесил он петлю из моей динамики, а я другой хвост зацепил, как и хотел, двумя восьмерками за два крюка, потому что мне совсем не понравилось, как мой хвост тянул ушко крюка, в который его встегнул Воскресенский.

Полазил я по веревке вверх-вниз, погонял адреналин, потом завязал в паре метров от земли узел и стал вспоминать, как его обходить. Вверх узел проходится элементарно, но пропускать его вниз я просто запарился. Вешу там на скале и мучаюсь. Слез вниз, пошел на "кухню", посоветовался с Валькой. Валька думает, смотрит куда-то вверх, наверное, вспоминает пещеру Октябрьскую. Вроде бы вспомнили мы вместе, как это делается. Залезли к креплениям навески и пару раз учебно спустили на восьмерке Райсу.

На обед обычный суп, после народ собирается в восхождение 3а на самую высокую точку здесь - пик Семенова-Тяньшаньского.

Часов в пять Воскресенские идут лазить по скалам с навешенной утром страховкой, мы сначала смотрим с "кухни", потом подтягиваемся ближе. Санька несколько раз залезает всякими разными маршрутами, потом Костя, сначала в ботинках, потом в скальных туфлях, повторяет его маршрут. Ильдар залез один раз, спустился взмокший и ссадивший палец на руке.

Потом к снаряду подошел я... В начале стены небольшой отрицательный уступ, и я практически сразу повис на страховке. Отошел, посмотрел, кое-как пролез по его краю и наверх вылез запыхавшийся. Спустился - счастья полные штаны, выгребай - не хочу. Научился страховать снизу и страховал Воскресенского-старшего. И после этого залез сам еще два раза. С каждым разом руки и ноги чувствуют себя увереннее и изобретают всякие раскоряки, которым, наверняка, вообще-то, учат: за вертикальную тонкую трещину хватаешься руками, ногами упираясь в вертикальную же стенку рядом, оказываясь, таким образом, боком к стене и немного не в вертикальном положении. Когда я третий раз коснулся верхнего карабина рукой и съехал по страховке вниз, основной народ, нагруженный рюкзаками, потянулся по тропе вверх на ледник Учитель. В лагере остались только я, Женька и Катя.

Воскресенский решил к рессоре, которая болталась посреди скалы, подцепить еще и ботинки, оставленные какой-то московской группой. Отцепили мы веревку, по которой лазали, Воскресенский залез повыше, на полочку над рессорой, навесил там веревку, я подал ему веревку и он, зависнув у рессоры, прикрепил к ней отслужившие свое ботинки. Потом я тоже залез на полочку сверху, и с удовольствием спустился с нее. Здесь был приятный плавный выход на отрицалку, и здоровский вид на стоянку внизу, с муравьями-людьми и палатками, разноцветными, как упавшие листья.

С чувством того, что на сегодня я улазился всласть, вернулся в лагерь. Катя в маленьком котелке готовила плов. Вечером опять посиделки с гитарой, сначала с Воскресенским и Женькой, потом вдвоем с Воскресенским. Делились впечатлениями о горах, пили чай. Воскресенский принес с собой лампу на кемпинг-газовских баллонах, пока сидели, баллон постепенно кончился, а при попытке его заменить, мы нечаянно спустили чуть ли не весь газ нового баллона, провоняли бутаном весь лагерь и, наверное, распугали и озадачили шипением всех окрестных змей.

В эту ночь я спать ушел рано. Засыпая слушал ночь, и почему-то вдруг показалось, что шум ручья идет как бы из-под земли, а не сбоку, и еще никак не мог отделаться от ощущения, что меня, лежачего, слегка покачивает в плоскости голова-ноги, как в колодце на динамической веревке.

 

25.08.04, ср.

 

Еще одно странное ощущение последних дней: начинают беспокоить мысли о доме. Нет, дело не в том, что мне скучно, или мне нечего делать - наоборот, я ловлю особый кайф от того, что здесь не могу "занять" свое время привычными способами, почитать что-нибудь, как Катя. Просто с каждым днем нарастает беспокойство: а все ли там нормально и в порядке?

Проснулся как обычно, в одиннадцатом часу, солнце печет. Обещанная безоблачная августовская погода в этом году установилась только под конец августа. Привычной дорогой - сначала за морену в туалет, потом вниз по долине до запруды, а потом, с немного чумной головой, обратно, завтракать.

После завтрака валялись на солнце и загорали, вокруг царила атмосфера расслабона, а где-то наши штурмовали пик Семенова-Тяньшаньского. Ближе к обеду первой такое ничегонеделание не выдержала Катя и сподвигла Женьку заняться сжиганием накопившегося мусора.

После обеда полез жумариться на веревке, и опять безуспешно пытался изобрести способ прохождения вниз узла, завязанного на ней. Видимо, все-таки, судьба у меня такая - всякий раз мучаться, если таковое препятствие встретится на моем жизненном пути. За каждый грех - очередной узел на нити жизни. Этакий персональный спелеологический круг ада для меня лично.

К обеду на небе появились первые перистые облака, а часам к пяти так и вообще небо затянуло высокими серыми облаками и похолодало.

Залез на скалу, снял веревку, выбил крюк. Катя с Женькой просто извелись от ничегонеделания, стоят на тропе, ведущей в горы и с тоской во взгляде ждут, не появятся ли там наши... "Во! Еще кто-то идет!", - "Нет, это не наши, и вообще они вверх идут". Смешно на них смотреть.

Взяли у Воскресенских еще одну горелку, Женька проиграл в карты у Кати мытье котла, помыл и наполнил его, и Катя стала варить кисель ожидания. Женька зверски хочет есть, перекладывает пакетики на столе и постоянно предлагает "съесть хотя бы АБВ, например".

Заходящее солнце окрасило багровыми красками Корону, а потом потрясающе красиво расцветило желтым, оранжевым и розовым облака, повисшие на большой высоте над горами.

В темноте уже доготовили еду, наши так и не вернулись. Сидим с Воскресенскими, поем песни, и тут Сашка говорит: "Во, огни там, огни!". И действительно, далеко-далеко по склону тянется небольшая вереница огоньков. А мы уже половину киселя выпили от безнадеги и беспредельно объелись гороховой супо-каши.

Далеко заполночь на "кухне" сидели люди, делились впечатлениями об успешном восхождении, пили чай и пели песни.

 

26.08.04, чт.

 

Заученная последовательность действий. Сначала вылезаю из палатки, несколько шагов к ручью, там промочить одно колено, умыться. Несколько шагов обратно в палатку, одеть линзы. Мимо домика вверх за моренный гребень, потом опять мимо домика вниз к запруде. Там посидеть на берегу, предвкушая, пройти по бетонному бортику, слезть в воду ногами. Широко вздохнуть и сеть в воду с головой, потом вскочить, бухнуться еще раз, вылезти на бортик, пару раз смачно сморкнуться, сказать: "Фуффф!" и побыстрее на берег обтираться.

На завтрак вчерашний гороховый суп-каша. Сверху подтягиваются остальные восходители, ночевавшие в хижине на леднике Учитель, все просят чего-нибудь покушать и в панике отказываются от присутствия сои в горохе.

Небо все в легчайшей белесой дымке; если не знать, какого цвета здесь небо обычно, можно эту дымку и не заметить. Несколько перистых облаков напоминают о том, что в предыдущий день погода опять задумала меняться.

После позднего растянутого завтрака настало время долгих споров, разбираний палаток, упаковок полегчавших на вес еды рюкзаков. Кто-то уже вышел вниз, а кто-то только начал собирать рюкзак. Мы с Андрюхой, Рыбниковым и Вовкой уходили последними, собирали в огонь последние фантики и бумажки, проверяли, везде ли выключен свет.

На этом месте я прожил больше двух недель. Стоянка Рацека как плотина водохранилища подперла меня снизу и больше двух недель я не спускался ниже запруды на ручье. Сейчас около этой запруды расцвели два красивых желтых цветка; сначала хотел их сфотографировать, потом решил, что пусть они останутся только в моих собственных воспоминаниях.

Медленно шли вниз, догнали Ильдара. Балдею от видов аксайского распадка. Ближе к водопаду начали появляться небольшие кустарники, а после водопадного курума весь спуск к водопадному ручью тропа петляет среди настоящих деревьев! Как давно я их не видел! Невысокие, цепляющиеся за жизнь, как космонавты в открытом космосе; я приветствовал их с радостью, как старых знакомых. На водопадном ручье опять посидели. От него тропа вьется немного вверх, было очень любопытно наблюдать реакцию собственных ног на подъемы - они их просто не замечали! Как машина въезжает на холм слегка замедляясь, так после сыпух и я заходил на пригорки по тропе, не давя на газ. Как шагали ноги, так и шагают, безо всяких дополнительных усилий.

Воздух здесь... Сказать, что он был другим - это не сказать ничего. Если наверху воздух напоминал дистиллированную воду, то здесь это был не воздух, а тягучий густой кисель из множества отваров, горячий и плотный. То накатывала волна чабречного запаха, затем прохладная волна какого-то другого аромата, потом опять теплая пряная волна. Нос тоже радовался и начинал подхлюпывать.

Спустились в распадок большого ручья, догнали там Катю с Райсой. Без рюкзаков сходили метров на двести вверх по ручью; там он зажимается округлыми шершавыми рассыпчатыми скалами и образует каскад живописных водопадов и сливов. В одном месте слив выкопал большую яму, поток воды с воздухом докатывался до дна ее, и пузыри толпой рвались обратно наверх к поверхности воды. В этом джакузи мы с Рыбниковым тут же искупались; очень приятное ощущение от стаи обтекающих тебя пузырей. Вода здесь заметно теплее, чем наверху.

Небо постепенно затянуло, как и в предыдущий день, высокими тучами, и мы по тропе быстро спустились на собственную стоянку на берегу реки Ала-Арчи.

По пути пообщался с пожилой парой из Новозеландии, выяснил, что несмотря на впечатляющие кадры из "Властелина Колец", горы у них все-таки пониже, чем здесь.

Пока шел с аксайской тропы до дороги, ведущей от альп-лагеря вверх по ущелью, ловил невообразимой кайф от настоящего леса вокруг. Ароматные елки, под ногами мох с выпирающими там и сям камнями, опавшая хвоя, шиповник, трава, земляника, сначала даже ожегшая вкусом рот; в траве куча живности, все ползут, прыгают и летают во все стороны - жизнь бьет ключом. Я только там прочувствовал, какой неживой мир с одними черными птицами, козлами и пауками среди сыпухи окружает там, наверху.

И костер, настоящий костер, языки горячего оранжевого живого пламени, а не мертвого иссиня-белого пламени газовой горелки. Обжечь могут оба, но живой только один.

Катя сделала вермишель с поджаркой из лука и морковки, и заварили густой чай, самый лучший чай этой поездки, по-моему. Перед баней все это следовало хорошенько переварить.

Однако с баней вышла небольшая неувязочка. Та, в которую мы собирались, должна была топиться в пятницу. Пришлось договариваться в сауну в здании нового гостиничного домика. Сауна не нагревалась выше 80 градусов, как везде в азии, как я узнал. На термометр хотели повесить мокрые трусы, но никто почему-то не рисковал дать свои, прошедшие огонь и воду горных переходов; в конце концов обернули термометр мокрым носком и печка перестала выключаться, но и не стала нагревать сильнее. Несколько раз в сауну и маленький бассейн, и душа разогрелась...

Вышли мы из сауны последними, дошли до дороги, ведущей вверх по ущелью, и у всех, как у одного, вырвался один и тот же выдох восхищения: луна светила из-за тонких высоких облаков и облака призрачным светом светили со всего неба, на этом светлом фоне серыми громадными силуэтами вырисовывались три горы: начало Бокса, в центре, самый высокий, Текетор, и справа некий безымянный гребень; со всех сторон дороги, слабо светившейся в том же сиянии луны, вставали темные неподвижные силуэты елок, будто стражей всего этого ирреального великолепия.

Пришли в лагерь, напились тягучего сладкого какао и чая, поели гречневой каши без соевого мяса; пели песни, а у меня из головы все не выходила виденная всего пару минут картина ночных лунных гор. Взял фотоаппарат, потихоньку пошел вниз к альп-лагерю. Луна уже сильно ушла в сторону и облака наползли на все небо, и горы потускнели, картина ушла. Заснял как мог, хотя той, вызывающей щемящее сердце восхищение картины уже не было. В следующий раз обязательно в баню надо брать с собой фотоаппарат.

В реве реки Ала-Арчи песни приходилось петь громко, даже самые тихие. Люди пели песни и постепенно уходили спать; последними от костра ушли мы с Рыбниковым и Женькой.

Ночью на меня напала бессонница. Не знаю уж, что тому стало виной, то ли безбожное отсыпание последних дней, то ли резкое понижение высоты - но сон не шел ни в какую. Мысли как тараканы бегали в голове, набегали одна на другую и проносились с дикой скоростью, не давая заснуть. Передумал, наверное, тысячу и одну мысль, много тысяч лет вперед и назад своей жизни. Может быть, неспешный ритм жизни и соответствующее неспешное течение мыслей спокойного существования последних трех недель накопили плотину этих самых мыслей, смиряя их, не давая им бегать в обычном темпе, и теперь эту плотину прорвало? Не знаю. Провалявшись без сна до половины второго ночи я вылез из палатки, посидел немного у оставшихся углей, потом влез обратно, и, включив фонарик с севшими батарейками, чтобы никому не мешать, взялся за блокнот.

Сегодня мне в голову пришла гениальнейшая мысль. Я хочу попробовать сверстать книжку из наших рассказов о походах, размещенных на сайте. И для друзей, и для самого себя. В качестве иллюстраций вклеить фотографии с сайта же, самые интересные и красивые; разместить материалы так, чтобы самые новые были в начале, а самые старые в конце; и нумеровать страницы от 0 в самом конце к самой большой в самом начале. Как светлая мечта видится мысль как я, поздним зимним вечером забитого заботами дня, сажусь с чаем под лампу и открываю неподъемный толмуд, который можно читать бесконечно, и сидя под лампой, ходить вместе с кучей разных хороших и интересных людей в походы, которые они ходили.

 

27.08.04, пт.

 

Наверху на Рацека я частенько залезал в спальник во всей своей теплой одежде, и ночью порой мне не было жарко. Здесь внизу, я лег спать в одной футболке и пробалдел всю ночь без шапки, не укрываясь спальником с головой. А ведь всего лишь какие-то несколько километров пройти...

Утром проснулись, сложили в последний раз рюкзаки и пошли вниз в альп-лагерь.

Микроавтобус ждал нас, но не Сергей, а его сын еще с одним парнем. С трудом загрузились в автобус, этот был поменьше, чем привезший нас сюда, и поехали по вьющейся дороге вниз в долину. Пики высились в дальних углах распадков, которые мы проезжали, на моих коленях лежал старый добрый рюкзак, и сзади из динамиков доносилась музыка Европы Плюс.

Вдоль дороги на задних дворах закрытых заправок женщины в ярких пестрых платьях стирали белье, а проезжающие иномарки окатывали пылью мужиков на обочине, толкающих перед собой тележки с дровами.

Приехали в Бишкек, проехали через центр, в котором мы были давним пустым утром; теперь же он был, как и полагается, полон машин и людей. Приехали к Сергею домой и после недолгих раздумий остались в его гостевом домике. Покидали рюкзаки, взяли документы, пакеты и деньги, и поехали в центр гулять.

В центре поменяли деньги, зашли в ЦУМ, Андрей отдал на проявку пленки; зашли на центральный почтамт, позвонили домой, потом забрали проявленные пленки.

Маршрутка за 5 сомов, и Ошский Базар опять взял нас в плен. На базаре, полном людей, кое-где встречаются знакомые рожи уфимцев. Закупились фруктами, потом увидели небольшую кафешку и зашли туда пообедать. Предупрежденный заранее я сказал повару: "Дайте плов, пожалуйста, три по пол порции", на что он улыбнулся. Полная порция, я видел, по размерам явно больше моего желудка и уж точно больше аппетита. Целая порция стоит 20 сомов (15 рублей), пол порции (довольно большая тарелка, уесться хватит точно) стоит 15 сомов, чуть больше 10р. Насыпают рис с морковкой, луком и специями, сверху сыпят мелконарезанное мясо, кладут нарезанные помидоры и зелень. Объедение! "Ах, ну что за плов - ну просто первый раз такой!". К плову взяли две лепешки за 7 рублей, два чайника чая, зеленого и черного, тоже за 7 рублей. Цены - чтобы иметь представление, сколько там стоит еда. За 60 сомов, то есть 40 рублей, мы наелись втроем до отвала.

Ходим по рынку, прикалываемся насчет цен: "Ничего себе! Помидоры 2 рубля килограмм! Да это же грабеж средь белого дня!". Купил ведерко абрикосов за 20 рублей, присмотрел не совсем спелые, надеюсь довезти хоть немного до дома. С рынка с Вовчиком и Рыбниковым доехал обратно в центр до ЦУМа, распечатал одну фотографию на А4 прямо с карточки фотоаппарата. Ну ладно, насчет еды я еще понимаю, но почему фотография-то стоит всего 20 рублей, в полтора раза меньше, чем в Уфе? И печатают за 10 минут. Погулял по универмагу, решил диски с фильмами не покупать. В книжном отделе почитал книжку индийского вроде автора с именем начинающимся на "Рам", не помню точно, с его комментариями к "Евангелию от Фомы". Хотел купить, но посмотрел на цену - 400 сом, и отказался.

В Бишкеке на каждом шагу встречаются два вида объектов. Во-первых, это автоматы с газировкой, которые я помню только с далекого-далекого детства. Сначала ставишь там стакан на этакий диск, нажимаешь, стакан моется. Потом ставишь стакан на нужное место, кидаешь монетку и нажимаешь одну из кнопок. Без сиропа - 1коп, с сиропом - 3коп. Тут монетки кидать не надо, у киргизов железных денег вообще нет, зато у каждого автомата стоит тетенька, которой ты и даешь деньги. 1 сом - без сиропа, 2 сома - с сиропом. Ах, как давно я не пил тархун, пусть даже он и называется "Зеленое яблоко", что я, тархун не узнаю? Только недавно, в Ала-Арче мы сидели на берегу озера, ждали баню, и вспоминали детство, и в том числе эти автоматы, которые у нас пропали в какой-то момент безвозвратно, а тут вот сохранились.

И еще на каждом шагу встречаются Интернет-кафе. Зашел я в первое попавшееся, почитал сайт, заглянул в почту: 238 писем, в основном спам. На некоторые письма ответил, некоторые распечатал в поезд читать, почитал чуть-чуть новости, ужаснулся взорванным самолетам.

Дошел пешком до дома. От центра шел всего минут 20, и тут уже свои дома и ларьки совершенно деревенского вида, чей ассортимент сводится к соли, соде и спичкам. Перед одной автомастерской, которую я прошел, три киргиза с унылыми лицами корчевали огромного вида пень. Поели дынь, посидели и пошли опять гулять. Андрей с Катей пошли покупать арбуз, а я проехал опять в центр и распечатал за десять минут еще пять фотографий. Зашел в то же интернет-кафе, заглянул опять в почту, купил мороженного и приехал домой.

Вечером сходили в небольшую кафешку неподалеку и поели хренового шашлыка за 40 сом. Заполночь сидели на веранде домика с ребятами из Сургута и пели песни. "Что вы поете, давайте, чтобы петь вместе?", - "Да все то же самое". В саду у террасы растут яблони с громадными яблоками.

Хозяин Сергей: "Можете вон туда сходить, там и дискотеки; только не деритесь - вон, помнится, много шуму было пару лет назад". Костя, мечтательно: "Да, я до сих пор с удовольствием вспоминаю...".

Понятно становилось, что хотя один день в Бишкеке - это лучше, чем ничего, но все-таки было бы здорово иметь здесь хотя бы несколько дней и велосипед. Спать мы с Валькой легли на одном диване в кухне: ночью не должно было быть холодно, поэтому спальник я доставать не стал, достал только теплую куртку и лег спать в шортах.

Эта ночь была, пожалуй, одной из самых противных. Сначала я слышал одного комара, он налетал на сразу заснувшего Вальку, потому что я, видимо, спрятавшись между Валькой и стеной, был ему незаметен. Пару раз я его отогнал, потом мне это надоело и я решил послушать, что будет. Вот комар прилетел в очередной раз, сел на Вальку... Мне показалось, что я слышу удовлетворенное урчание кровопийцы... Затем опять раздался писк и комар улетел. Это было очень большой ошибкой с моей стороны. Видимо, он рассказал остальным комарам, потому что дальше покою от комаров не было: кусали, кусали и кусали.

Диван обладал очень странной фичей: при малейшем движении он оглушительно скрипел и стонал на все лады. Ты всего лишь перевернулся на другой бок, а окружающие услышали такое непотребство! На таком диване, наверное, нормальная семейная жизнь возможна только при вытекающем из нее полном отсутствии таковой у соседей этажами выше и ниже.

В конце концов мне это все надоело, я вылез и ушел в другую комнату, упал где-то среди рюкзаков и других спящих, накрылся курткой и уснул.

 

28.08.04, сб.

 

Проснулись как рассвело. Два Андрея ушли с утра звонить в Уфу по поводу машины, которая должна нас забрать из Оренбурга. Позавтракали салатами и лепешками, на дорогу я помылся под прохладным душем, и в 10.30 за нами заехала машина и увезла нас на вокзал.

При входе на перрон здесь взвешивают всю поклажу и за каждый килограмм свыше положенных 36 берут дополнительную плату. Вот она, разница культур. У нас, конечно, есть та же самая норма, но никто не проверяет, сколько ты везешь. Здесь же, если не проверять, то, думаю, поезд продавил бы рельсы и никуда бы не уехал. У меня рюкзак оказался 32кг, что довольно неожиданно, учитывая, что у меня уже нету ни еды, ни газа!

Напоследок прогулялись по прилегающей к вокзалу парковой улице, купили воды в поезд, я выпил в привокзальном кафе кофе со сливками и слойкой, сфотографировались на фоне вокзала и залезли в свой вагон. Места наши оказались раскиданы по вагону, но, к счастью, большей частью не боковые. Тепловоз дал длинный гудок и толпа провожающих бишкекчан медленно поползла назад.

Слева по ходу нашего движения в некотором отдалении стоит стенка гор и медленно удаляется. Везде вдоль дороги или кто-то живет, или что-то выращивается. Видел потрясающее явление природы: над полем кружилось облако птиц, и я такое видел раньше только в компьютерной графике под названием "морфинг", ну еще в мультике "В поисках Немо" была еще стая рыбешек, которые вели себя похожим образом: облако птиц, достаточно плотное, меняло форму, переливалось из одной формы в другую, давало всякие отростки, которые потом вливались обратно в общее облако...

Возникли первые проблемы с регистрацией. Посмотрев на мою копию групповой регистрации проверяющий заявил, что это не регистрация вовсе и предложил пройти в каюту проводника. Показали мне, как должна выглядеть индивидуальная регистрация, я ничего против нее не имел, но утверждал, но у меня в руках групповая регистрация; потом понял, что я слишком неуверен и ничего им не докажу, и предложил позвать руководителя; они сначала отказались, но я настоял. Видимо, они просто почувствовали, что я неуверен, просто хотели додавить. Костя, Валя и Андрей подошли, показали им маленькую печать МВД Киргизии в уголке, которую они якобы не заметили. Копии нашей групповой регистрации им не понравились, но оригинал прокатил. Копии они, как выяснилось, вообще не признают, поэтому мы зря так вольготно разгуливали по Бишкеку с копиями, уверенные, что у нас все в порядке.

На границе же с Казахстаном выяснилось, что только у двоих из 13 (тринадцати) человек, считая меня, сидевших в моем купе (считая боковые места) были билеты, и севшие на пограничной станции нормальные пассажиры, естественно, сразу устроили разгон. Дышать стало легче. Но так всю дорогу на нижнем боковом сиденье ехала женщина с четырьмя детьми. Дети все умещались на одной полке спать, но ей приходилось сидеть где-то еще.

Ближе к вечеру в Джамбуле, который теперь называется как-то еще, не помню как, купил штук 13 мантов за стандартную валюту в 10р, кусок рыбы за столько же, и мешочек помидор за столько же. У старенькой-старенькой старушки купил мешочек яблок. Она даже цену-то не могла сказать. "Сколько ваши яблоки стоят", спросил я. "Не знаю", - ответила она, и посмотрела на женщину рядом, а та говорит: "15 сом".

Горы слева по пути движения совсем исчезли, превратились в холмы и отступили от поезда, уступив место огромным пространствам степи, в которую вползал поезд.

Читаю "Мастер и Маргарита", может с шестой (а может и не шестой, не помню) попытки получится стать наконец цивилизованным человеком. Пока не впечатляет; фантастика чуть выше среднего уровня.

 

29.08.04, вс.

 

Встал после какой-то большой станции, где опять на всю стоянку монотонно: "Манты, пирожки, мин вода, пиво!"... Пошел умываться, стоял у открытого окна, ждал очереди. За окном нескончаемая белеющая степь и ветер с бешенной скоростью врывается в окно. Поезд притормозил на каком-то разъезде, а ветер не утих, и горячими волнами продолжал дуть и дуть в окно, будто с той стороны поставили надрывающийся перегретый вентилятор. Наверное, тут играет роль, попутный ветер у поезда или встречный.

Думаю, что когда я первый раз после этой поездки поеду по ТрансСибу, в сторону Москвы ли, или наоборот, то вагон, даже заполненный, будет казаться пустым.

Остановились на небольшой станции, вышли подышать жарким степным воздухом. Оказалось - Тюратам, отсюда до Байконура рукой подать. Райса радуется знакомым местам.

Пока зашли и ждали отправления поезда у кипяткового аппарата, один из малышей в первом купе отчего-то вдруг издал громкий вопль. Видимо, просто излишек энергии спустил, бывает. Проводник наш на него прикрикнул, тот замолчал. Видимо, стремясь закрепить впечатление, проводник сказал что-то по-казахски (или по-киргизски?), я разобрал только слово "милиция", но смысл был понятен даже мне, не то что трехлетнему ребенку. Секунд 10 двое детей обдумывали сказанное, а потом в первом купе раздался дружный двухголосый рев, по децибеллам, видимо, примерно такой же, как вопль, с которого все началось. Вывод: основной принцип педагогики - не переборщи с воспитательным усилием.

"Носки! Рубли меняем!". Интересно, на сколько рублей можно поменять каждую из моих двух пар носков, в которых я ходил три недели?

Книжка Булгакова пользуется бешенным успехом; пока ее читают другие, я который раз перечитываю распечатанный рассказ Ильи Морозова про B.Shatak и письма Тимура из Китая. Как обычно, хочется оказаться в одном походе с рассказчиком и его глазами посмотреть на природу нашего Южного Урала; а читая письма завидую китайцам: как здорово было бы, наверное, жить в обществе с той непротухшей, нерастраченной, неубитой пассионарностью, какая была, наверное, у нас в 60х...

На очередной станции купили зеленый арбуз, половину съели.

Километров за 5 после Аральска вижу довольно типичное для Казахстана зрелище: бетонные коробки недостроенных многоэтажных домов. Стоят такие коробки пятиэтажек, сквозь отсутствующие окна видно внутренние стены и окна на противоположной стороне, а вокруг небольшое кольцо пустыря, отсверкивающее на солнце мусором, и километры и километры пустой степи вокруг.

Вечером опять ужин из слегка подорожавших перронных продуктов.

 

30.08.04, пн.

 

Утро встретило нас сначала казахской, а потом и родной российской таможней и границей, до которых мы, предусмотрительно встав пораньше, успели умыться. После того, как на перрон пустили бабушек с пирожками, позавтракали. После Соль-Илецка вдоль дороги вполне привычная полоса невысоких посадок, за которыми столько же родное и привычное распаханное поле. Вот так-то лучше.

Доехали до Оренбурга, выгрузились из поезда. Макс уже ждал нас на уговоренном месте. Купили перекусы в дорогу, загрузились в газельку и поехали домой. До границы с родной Башкортостанией осталось меньше ста километров. Там, слава богу, пока еще ни таможни, ни пограничников.

"Старший сержант Такой-то... Что, таджиков, что ли, везешь?", - "Каких таджиков, туристов!", - "А че там дыни с боку торчали?".

 

Остаться под видом советских киргизов И лазить всю жизнь по горам!