Зимний поход на Иремель (Бросок на Иремель)

Маршрут: Николаевка - хр. Аваляк - р. Тыгын - подножье г. Иремель - Николаевка

Время: март 2005 года

Участники: Корнеев Андрей, Камаев Павел, Сергей, Сергей (Большой), Александр

Иремель – мощный западный отрог хребта Аваляк на Южном Урале. Вершины – Большой Иремель(1582 м), Малый Иремель, Кабан, Жеребчик. Климат Иремельского горного района отражает все основные черты климата Восточно-Европейской равнины. К ним относится, прежде всего, значительная континентальность. Южный Урал подвержен воздействию различных воздушных масс: атлантического и арктического континентального воздуха. До гор доходят и теплые массы тропического воздуха. Частая смена воздушных масс, взаимодействующих и порождающих при этом фронтальные процессы, проявляется в непостоянстве, частой и резкой смене погоды, что составляет характерную черту климата данного района. Зимой на Иремеле преобладают ветры южных румбов, а летом часто наблюдаются северо-западные потоки воздуха, представляющие западную циркуляцию умеренных широт. Скорость ветра в горах усиливается на высоте 1100 м., составляет в среднем от 9,6 до 13м/с. Затишье на вершинах Иремельских гор -редкое явление, но наблюдается в июне и июле при устойчивом антициклоне даже на вершине Кабана. Летние ветры не могут идти в сравнение по своей силе и повторяемости с зимними метельными ветрами. Поэтому восхождение на Иремель зимой опасно.

Мощность снежного покрова увеличивается с поднятием на каждые 100 м. на 15-17 см. и достигает в отдельные годы трех метров. Снег накапливается в понижениях, за ветром, где и залеживаются до середины июля, а в отдельные годы снежники - перелетки лежат все лето.

Желание сходить на Иремель зимой появилось давно – пожалуй, еще с тех пор, когда Павел Камаев (человек бывалый и замечательный во всех отношениях) приохотил меня к лыжным походам. Надо заметить, что у меня, как ,впрочем, и у большинства моих сверстников, лыжи не вызывали большого энтузиазма. Что поделать – школьные впечатления у большинства примерно одинаковы – ты, высунув язык, бежишь куда-то на лыжах, которые на школьном жаргоне того времени (80-е годы) назывались не иначе как «дрова», а в конце дистанции стоит физрук с секундомером, который популярно объясняет тебе, что на самом деле ты не бежал, а полз как беременный таракан по мокрому месту. Однако Павел так увлекательно рассказывал о своих сибирских зимних походах (по Абакану, Горной Шории), что устоять не было никакой возможности.

Первый наш поход оказался незабываемым. В качестве пробного маршрута осторожный Павел выбрал простенький маршрут от ст. Супряк до УПТК (через лесопитомник). В поход я отправился на новеньких охотничьих лыжах (наивно полагая, что чем шире лыжи – тем легче на них идти по глубокому снегу), а для лучшего скольжения густо смазал всю поверхность парафином. Воистину я не ведал что творил! Проклятые деревяшки, казалось, жили каждая своей самостоятельной жизнью, выбирая свой собственный путь по торосистому, покрытому твердой ледяной коркой снегу. Они действительно замечательно скользили во все стороны, кроме той, куда их пытался направить хозяин. Но, как говорится, лиха беда – начало! Потом было множество других походов – маленьких и больших, сложных и не очень. И выяснилось, что лыжи весьма универсальная штука, что в них можно не только ходить по «пухлячку», но и взбираться на скалы (про такую буржуйскую забаву, как ски-альпинизм мы узнали несколько позднее) переходить реки и ,вообще, чувствовать себя в них комфортно в любой ситуации как небезызвестный чукча из анекдота. А потом был летний двухнедельный поход на Иремель (от пос. Миндяк через хребет Аваляк) в 2002 году и лыжный весной 2003, который пришлось прервать из за сильных дождей, которые по непредсказуемому капризу иремельской погоды пошли в начале апреля. Но известно, что препятствия только возбуждают аппетит.

И вот снова под нашими лыжами поскрипывает снежок, снежок сыплет сверху, легкий морозец – мы идем на Иремель от Николаевки. Команда наша из пяти человек являла собой вид весьма своеобразный. Впереди шествовал Сергей на широких охотничьих лыжах, в своем облегающем шлеме и с двумя рюкзаками он сильно смахивал на парашютиста. Следом шли мы с Павлом в видавших виды комбезах (а-ля «second hand») и в бахилах от общевойскового комплекта химзащиты, подвязанных веревочками к поясу (очень, кстати, удобная вещь, если, конечно, вы не ярый поклонник копченых на костре ботинок). Замыкали колонну - другой Сергей (Большой) и Александр в яркой импортной снаряге (тоже на широких лыжах). Встреченные нами на дороге лошади, впряженные в оригинальные сани(сплетенные из ивовых прутьев), дико всхрапнув, великолепным прыжком (английские рысаки отдыхают!) перемахнули полутораметровый, снежный барьер и поскакали к лесу чудом не вытряхнув из корзинки незадачливого седока. Очень уж вы цветные – не привыкли лошади то к яркому – невозмутимо прокомментировал ситуацию местный житель.

На походе к речке Большой Авняр мы увидели большой плакат с надписью: «Иремель – памятник природы! Рубка леса запрещена!». Неподалеку на поваленных стволах расположилась группа местных лесорубов. Они встретили нас радушно и предложили чай с хлебом домашней выпечки (весьма вкусным, надо сказать!).

Авняр перешли по снежному мостику т.к. на перекатах он уже был открыт, и дальше двинулись по целине. Снег был глубоким и рыхлым – не успел еще уплотнится после недавних обильных снегопадов. Сергей легко скользил впереди – соотношение веса и площади лыж у него оказалось оптимальным, чего не скажешь о другом Сергее – он проваливался почти по колено. Кстати сказать, снег – весьма изменчивая субстанция и предсказать ее поведение крайне сложно. У эскимосов имеется более трехсот различных терминов для обозначения различных видов снега (а мы хвалимся, что русский язык самый богатый!). Его свойства зависят от множества различных факторов и могут меняться буквально на глазах. Стоит слегка измениться температуре, влажности или давлению (скажем, вы поднялись чуть выше или вышли из-под защиты леса на открытое место) и условия скольжения могут кардинальным образом измениться, что может весьма плачевно сказаться на скорости вашего продвижения.

Лесной живности нам не встречалось, за исключением довольно крупного грызуна неясной видовой принадлежности, который перебежал нам дорогу и остановился поодаль, сложив лапы на животе и, с оттенком презрения, наблюдая за нашими неуклюжими телодвижениями. Следов, кроме лосиных, также практически не встречалось – не любят звери ходить по свежему снегу – проваливаешься глубоко и след короткий (распутать легко). Лоси не в счет – этим «лесным танкам» любой снег нипочем, да и гон у них начался – на месте не усидишь. Их следы мы пересекали постоянно, живьем, правда, так и не увидели.

Ориентироваться приходилось по компасу, приблизительно определяя свое местоположение на карте, т.к. видимость составляла метров 100 не больше. Снег все сыпал и сыпал – все вершины были скрыты. Пройдя несколько километров по целине, мы наткнулись на широкую дорогу (не обозначенную на карте). Она привела нас на вырубку, где, урча, ворочался трелевочный трактор. Чумазый тракторист окинул нас мутным взором и изрек, что не понимает - зачем это люди могут зимой за сотни километров ехать в лес, когда как ему лично этот лес смертельно надоел. Мы пошли дальше, а я вспомнил, что в пустыне Сахаре тоже когда-то рос лес (очевидно, пока он кому-то не надоел!). В дальнейшем мы уже не встречали людей и свежих следов их деятельности(к счастью!), не встречалось уже и торных дорог - мы приближались к хребту Аваляк, а он по прежнему оправдывает свое башкирское название – Безлюдный.

Остановились уже в сумерках на старой вырубке, на пологом северном склоне безымянной высотки, который обрывался в глубокую лощину, поросшую ольховником. Далее на севере угадывались очертания хребта Аваляк. Быстро утоптали лыжами площадку в снегу и поставили две палатки. Успели заготовить дрова - до того, как полностью стемнело. Еду готовили уже в темноте, благо с ней особых проблем не было – трое из нас давно вегетарианцы, а остальные соблюдали православный пост. В походе (впрочем, как и в обычной жизни) это необыкновенно удобно – никаких тебе железок, содержащих мумифицированные останки коровы, безвременно скончавшейся от голода в 50-х годах прошлого века (т.е. тушенки); никакой жирной посуды, которую надо отмывать ледяной водой; никаких пищевых отравлений. В походах мы ограничиваемся крупами, сухофруктами (заранее вымытыми и просушенными) и сухарями. В холодное время берем еще сыр и сливочное масло. Впрочем, как говорится, о вкусах не спорят.

Ночевка в палатке без печки зимой носит название «холодной» и у многих один рассказ об этой разновидности самоистязания вызывает нервную дрожь. Однако все далеко не так страшно, если у вас есть хороший спальник и, в идеале, термобелье. Только не забудьте положить под голову ваши ботинки (чтобы не пришлось их утром разминать обухом топора), а на грудь – мокрые носки (не в качестве компресса от кашля, конечно, а чтобы они высохли).

На следующий день погода практически не изменилась, только видимость стала несколько лучше, но вершины, по-прежнему, не просматривались. Утром пришлось посвятить время ремонту снаряжения. У Сергея (Большого) не выдержала российских условий и приказала долго жить одна из пары телескопических лыжных палок крутой итальянской фирмы. От палочки остался изогнутый огрызок длиной сантиметров 20. Мы посоветовали ему отправить этот кусочек по адресу данной фирмы с наилучшими пожеланиями. А Павел, на основе подходящего дрына, соорудил вполне работоспособную замену. Правда, Сергей теперь производил двойственное впечатление – с одной стороны он был, по-прежнему, «крутой перец», а вот с другой – Берендей Берендеем!

Пока мы занимались текущим ремонтом Александр, взяв компас и карту, отправился тропить, держа курс на север. В наши планы входило - проникнуть в иремельскую котловину с севера через перевал между Малым и Большим Аваляком. Закончив свои дела, мы ринулись по Саниным следам налегке, только со штурмовыми рюкзаками. Скольжение было, благодаря пасмурной погоде, вполне приемлемым, однако догнать Саню удалось только на перевале. На перевале состав растительности начинает резко меняться – обычный смешанный лес с преобладанием сосны и березы уступает место темнохвойному лесу таежного типа. Густые ели и пихты, увешанные гирляндами серебристого мха, обилие бурелома – создают незабываемый колорит дремучей сказочной глухомани. Однако наше продвижение существенно замедлилось, многочисленные обходы непроходимых участков постоянно сбивали с курса. Кроме того, шустрый Саня снова ускакал вперед, и его все время неудержимо тянуло на восток (насмотрелся «Турецкого гамбита»?!), а нам туда было не надо т.к. это означало уйти в траверс по северному склону Большого Аваляка и на Иремель не попасть. После получасовой гонки Саню удалось догнать. Сделав короткую передышку, заново ориентируемся и берем круто на север. Внезапно лес расступается, и мы оказываемся на обширной поляне, окаймленной высокими елями, и над нами, в снежной круговерти, проступают очертания Большого Иремеля (Ура!). Снова ныряем в лес и через полчаса попадаем в долину Тыгына.

Тыгын (каменная речка) собирает в себя все многочисленные ручьи и речушки стекающие с гор, окаймляющих иремельское кольцо и протекает по обширным курумам – скоплениям каменных глыб произвольного размера и формы (представьте себя муравьем , ползущим по куче битого кирпича и вы поймете – что такое курум). Летом этот район представляет собой сплошное болото и труднопроходим, но зимой – милое дело! Словом, настоящий проспект!

Пересекаем Тыгын (снег жесткий, торосистый, дует сильный ветер),некоторое время двигаемся вдоль него и снова углубляемся в лес. На этот раз вперед идем мы с Сергеем. В лесу видимость сразу сокращается до нескольких метров. Крутимся среди бурелома, пытаясь выдержать направление. Ориентир приходится брать через каждые десять метров, однако, Серегин альтиметр показывает медленное, но неуклонное повышение высоты – значит, правильно идем. Ребята отстали – поджидаем их на сказочной полянке – высоченные ели застыли в неподвижном воздухе - снежные сугробы превратили их в причудливые пирамиды.

Подъем становится все круче – мой камус еще держит, а у ребят лыжи гладкие – начинают проскальзывать. Подматываем репшнур – эта операция превращает лыжи в снегоступы и позволяет преодолевать очень крутые подъемы.

Лес уступает место сплошному куруму, начинается резкий подъем. Идем серпантином, лавируя между крупными валунами и тщательно пробуя палками подозрительные места, дабы не ухнуть невзначай в коварную расселину, скрытую под снегом. В конце каждого отрезка серпантина приходится проделывать своеобразное акробатическое упражнение (в балете это, кажется, называется 4-я позиция!), правда, в балете это проделывают без лыж. Между делом успеваем запечатлевать для истории наиболее впечатляющие картины – я на видео, а Сергей (большой) на цифровой фотоаппарат. Подъем больше 45 градусов – мои лыжи-кошки начинают сдавать и Сергей (большой), по-братски, делится со мной репшнуром. Тем временем красная куртка другого Сергея мелькает среди камней высоко вверху. Надо сказать, что карабкаться в охотничьих лыжах по очень крутому склону крайне сложно, т.к. их, в отличие от «лесных», практически невозможно ставить на ребро, но Сергею, каким-то образом, удалось развить умопомрачительную скорость по вертикали – то ли он очень легкий – то ли действует «альпинистская аура». Так мы медленно продвигались к цели и вдруг,… мир взорвался буйством света и цвета! Это сквозь разрыв в тучах проглянуло солнце. Мы остановились, щурясь от нестерпимого сияния. От открывшейся картины захватывало дух. Пейзаж завораживал своей дикостью и первозданностью. Мы спешили запечатлеть увиденное в памяти и на пленке. Но помимо величественных горных пейзажей, обнаружилось обстоятельство, которое повергло нас в глубокое разочарование – а, именно, мы поднимались не на ту вершину. Ошибка в несколько градусов в условиях отсутствия видимости привела к тому, что мы поднялись на вершину, которая является западным отрогом Иремеля (гора с конической вершиной высотой около 1300метров, «Титька» - на туристическом сленге). С большим Иремелем ее соединяет широкое «плечо», поросшее еловым лесом. Тут Павел недвусмысленно напомнил, что контрольное ходовое время истекает – в 14.00 надо возвращаться в базовый лагерь, чтобы успеть до темноты. Вернулись оба Сергея, которые успели сбегать на вершину Титьки и выяснилось, что безбашенный Саня снова исчез. Все вспомнили его решительное утреннее заявление о том, что он, во что бы то ни стало, зайдет сегодня на Иремель. Это пробудило в нас самые черные подозрения. Безответно покричав некоторое время, парни расположились пить чай под защитой обломка скалы (выше границы леса дул штормовой ветер). Я тем временем решил подняться на вершину, надеясь оттуда увидеть Санин след или его самого, хотя, возможно, не меньше мне хотелось просто подняться на вершину. Выше границы леса, под влиянием ветра, снег превратился в очень твердый фирн и лыжи, без металлических кантов, на крутизне совершенно не держали. И чтобы не слететь птичкой на острые камни, которые хищно скалились внизу, пришлось лыжи снять и топать пешком, зарубаясь палками. Дальше шел обледенелый и засыпанный снегом курум, который и был, собственно, вершиной. Оттуда открылся вид на все иремельское кольцо, насколько позволяла видимость. Иззубренные временем острые скалистые пики Аваляка проступали сквозь снежную мглу на юге. На севере, скорее угадывались, очертания Зигальги и Поперечной. Прямо на востоке возвышался сам Большой Иремель. Его вершина была надежно скрыта плотным облаком. Одинокая лыжня тоненькой ниточкой пересекала девственное, белоснежное плато и исчезала в заиденевелом лесу на плече Иремеля. Это был след неугомонного Сани.

Стал я «кликать золотую рыбку», но быстро понял, что значит «глас вопиющего в пустыне». Вокруг выл ледяной ветер и нес снежную крупу. К скале прижалось несколько елочек, которые иней и ветер превратили в причудливые друзы ледяных кристаллов. Вероятность того, что Саня услышит ( а, услышав, вернется!?) – была равно нулю, но меня вдруг охватило чувство удивительного восторга, легкости и свободы. И, я продолжал орать, наслаждаясь самим процессом.

Саню мы не догнали вплоть до самого купола Иремеля. После полуторачасовой гонки по лесу, который напоминал более декорации из фильма по Снежную королеву, чем живые деревья, все были настроены, в отношении Сани, весьма решительно – особенно, Павел. Для него, прошедшего суровую школу экстремальных автономных походов, где надеяться можно только на Бога и на своего товарища и где малейшая небрежность одного человека чревата смертельным риском для всей группы, такой поступок был совершенно неприемлемым. Недаром одним из излюбленных его героев является знаменитый альпинист-одиночка Месснер – человек настолько же храбрый насколько и осторожный, который несколько раз возвращался, не дойдя до вершины Эвереста несколько десятков метров, если не укладывался по времени или менялась погода. Очевидно, поэтому он еще жив и ходит в горы, несмотря на солидный возраст. Со стихией не спорят – это тот противник, которому не стыдно проиграть. Но я, во всем соглашаясь с Павлом, все же в глубине душе был благодарен Александру за то, что он внес в наш поход нотку авантюрного приключения. Кроме того, было твердое чувство уверенности, что все будет нормально и ничего плохого не случиться.

Вскоре лес поредел, перешел в лесотундру, а затем в зону альпийской пустыни – купол Иремеля высился над нами и, тут, мы наткнулись на брошенные лыжи. От них вела цепочка следов и исчезала во мгле – Саня пошел на купол. Однако, надо отдать ему должное, он успел вернуться до того, как мы развернули широкомасштабную спасательную операцию. Он сообщил , что на вершине, на которую он поднимался минут 40, свирепствует настоящая снежная буря. Видимость - ноль. Последние метры пришлось преодолевать буквально на ощупь и Александр, по его словам, почувствовал себя великим горовосходителем Бабановым, чем остался, вполне, удовлетворен. Мы тоже были удовлетворены тем, что все кончилось хорошо, впрочем, еще не кончилось, т.к. предстояло возвращение в лагерь, а времени до темноты оставалось немного. Особого беспокойства не было – возможная ночевка в лесу без палаток и спальников никого особенно не пугала, наоборот, щекотала нервы предвкушением еще одного приключения. Но, как говорится, не в этот раз – с наступлением темноты все были уже на месте. Александр опять примчался вперед всех – он здорово обогнал нас на спуске (сказалась хорошая горнолыжная подготовка). Мы с Павлов слегка отстали, т.к. шли медитативно, размышляя о смысле жизни и любуясь картинами природы.

Вечером Господь сподобил меня приготовить похлебку из чечевицы и соевых концентратов, которая прошла на ура, хотя, я подозревал, что дело не столько во вкусовых качествах данного блюда (весьма неплохих, впрочем) сколько в предшествующих тридцатикилометровых «гонках по вертикали». На Саню никто особенно «бочку не катил» (только Павел его немножко повоспитывал, чем Александр был слегка озадачен) – все-таки, благодаря ему наша группа выполнила поставленную задачу (хотя бы в командном зачете). Ему торжественно присвоили звание величайшего первопроходимца всех времен и народов.

Ночь была несколько холоднее предыдущей (градусов 15-18 мороза) Я упаковался в спальник и почувствовал. что мерзнет спина. Ну вот – подумал я, открыл глаза – было уже утро! Синицы шуршали корой на ближней сосне, сбрасывал вниз сухие чешуйки и попискивая по-весеннему звонко. Светило яркое солнце. Ветер гнал по небу редкие облака. Погода , наконец, наладилась – самое время идти на гору, но нам нужно идти в Николаевку. Как всегда одного дня не хватило, но зато есть стимул вернуться.

Переход до Николаевки прошел без приключений. Погода была солнечной, что сказалось на скольжении – после обеда, начался подлип. Мы спугнули парочку тетеревов, и они пролетели высоко над нами, грациозно вытянув длинные шеи. Сергей Большой обнаружил странные следы – концентрические круги на снегу вокруг сосен, но вскоре мы поняли, что их оставили не инопланетяне, а токующие тетерева. Недалеко от Николаевки, при переходе через речку мы обнаружили широкую прорубь. Речка в этом месте была мелкой, и мы не отказали себе в удовольствии пошлепать босиком по ледяной воде, на что с укоризной взирали два молодых бычка, пришедших на водопой.

Сергей Большой с ветерком домчал нас до дома на своей «Ниве-шевроле». Когда, он выходил из очередного виража на скорости 160 км/ч, я, пытаясь разжать побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в сиденье, невзначай спросил его – что будет, если наши лыжи отвяжутся от багажника и торпедируют встречную маршрутку. На что Сергей невозмутимо ответил, что все нормально – встречный поток очень мощный, их просто унесет, и мы их больше никогда не найдем.

После того, как проехали Белорецк, у Александра разболелся зуб – продуло таки на горе. В душе шевельнулась злорадная мысль – вот-вот, Бог шельму метит! Шевельнулась, но вяло как-то и погасла не оставив ни горечи ни занозы. Видно заглянул таки в глаза северный покой, повымело- повыдуло кое-что ненужное из головы студеными ветрами. Четче все стало и проще.

А на Иремель мы еще зайдем, (Бог даст и не раз!) – какие наши годы!